Теперь картина происшествия начала немного проясняться: крупный, упитанный Либшер встал на тонкий, едва ли в сантиметр толщиной, квадрат из материала, близкого к линолеуму, тот, конечно же, не выдержал стадвадцатикилограммового веса, пластинка прогнулась, гвозди с одного ее края выдернулись… Еннервайн указал на пятно, темневшее на балке вблизи пролома:

— Это что, кровь?

— Да, и кровь тоже. Кроме того, здесь обнаружены фрагменты кожи, волосы и другие органические микрообъекты, явно принадлежащие человеку. Мы уже почти все отскоблили. Наверное, это и есть потерянное лицо Либшера.

Беккер поднялся с колен и шагнул к Еннервайну в безопасное место. Мужчины вместе поглядели сквозь щель на двенадцатое место в четвертом ряду.

— Но какие же черти понесли его сюда? И почему он ходил не по прочным балкам перекрытия, а встал на декоративную панельку? — пробормотал Еннервайн. — Ведь только слепой не увидит, что тут все на соплях…

— Возможно, он и не вставал на пластиковую панель специально, а, скажем, спрыгнул.

— С того места, где мы сейчас стоим?

— Возможно. Экспертиза покажет, с какой именно высоты был сделан прыжок. Наши специалисты сейчас как раз заняты обработкой данных.

— Значит, Гизеле снова пришлось помучиться?

— Да, все закончилось полчаса назад.

— Как она себя чувствует?

— Замечательно. И уже выехала на новое задание.

— Такая работящая девушка?!

— В день у нее бывает до пяти сессий.

— Можно немного порассуждать вслух? — проговорил Еннервайн. — Итак, Евгений Либшер, капельдинер культурного центра, или, проще говоря, привратник. Мужчина ростом в метр девяносто шесть, весом в сто двадцать кило. Вот он стоит здесь, на крепкой балке, и вдруг теряет равновесие, спотыкается и все такое. Падает на пол, гнилые доски «крак!», и он проваливается уровнем ниже, на декоративный потолок, на эти несерьезные пластиковые панельки. Крепление…

— …несколько тоненьких гвоздиков…

— …правильно, выдергивается, и человек летит вниз. При этом он весь обдирается обо всякие острые края…

— Да, такое вполне возможно, — подтвердил Беккер, освобождаясь от своего белого кокона, однако не превращаясь при этом в бабочку.

— Главный вопрос: что делал здесь Либшер?

— Это опять же не моя забота. — По голосу Беккера слышалось, что он чрезвычайно доволен собой.

— Я, пожалуй, рискну заглянуть туда, чтобы самому во всем удостовериться, — сказал гаупткомиссар, направляясь к дыре.

— Вы что, серьезно? Без страховочного троса?!

— Страховать будете вы, Беккер. Держите меня за ноги, и покрепче. На всякий случай.

— Классно. Ваша жизнь в моих руках. Видело бы нас сейчас мюнхенское начальство, ох и попало бы нам…

— Надо думать, — ответил Еннервайн и свесился вниз головой. Одной рукой он держался за крепкую металлическую стойку, другой обхватил толстое бревно. Беккер страховал его сверху — конечно, не по классическим правилам альпинизма, но тем не менее усердно держал за ноги. Скоро с лица Беккера побежали ручейки пота. Еннервайн приник головой к отогнутому концу пластиковой панели и в награду за смелость увидел великолепную панораму концертного зала.

— Надо дать госпоже фон Бреннер, директорше театра, один добрый совет! — крикнул гаупткомиссар Беккеру.

— Какой?

— Продавать билеты на чердачные места! А что, как раз в духе альпийского курорта, который славится чистым воздухом высот.

— Все это так, Еннервайн, — отозвался Беккер, — но мне будет гораздо спокойнее, если вы поскорее закончите свою экскурсию.

Еннервайн стал карабкаться обратно. Потолочные перекрытия скрипнули, как будто бы облегченно вздыхая. Беккер протянул коллеге руку.

— Ну как, помогла вам эта вылазка сделать мощный прорыв в расследовании? — язвительно спросил Беккер, собирая свою аппаратуру.

— Это опять же не ваша забота, — рассеянно ответил Еннервайн. Одна чахлая, слабенькая, призрачная мыслишка уже зарождалась в той точке его мозга, которая отвечала за мысли такого свойства. Заполненный до отказа зрительный зал. От людской массы отделяется человек и поднимается сюда, на чердак. Сквозь щелку в потолке он может наблюдать за происходящим в зале. Действует он из определенных соображений. Из каких? Просто любит подглядывать, вроде вуайериста? Или следит за какой-то определенной персоной? Только лишь следит? Или намеревается совершить нечто посерьезнее?

— Я хочу заглянуть в дыру еще раз, — заявил гаупткомиссар. — И не просто так, а чтобы зал и сцена были освещены в точности, как на том концерте.

— В таком случае воспользуйтесь спецсредствами. Трос и карабины к вашим услугам. Ведь вы — не Гизела.

— Да, вы правы, Беккер. Я не такой страшный, как она.

— Гизела вовсе не страшная. Она потеряла привлекательность на ответственной государственной службе.

Выбравшись на безопасный участок, Еннервайн стал отряхивать пыль с одежды.

— Я еще немного осмотрюсь здесь.

— Ну, раз вы считаете это нужным, пожалуйста.

Еннервайн медленно передвигался по чердаку, на каждом шагу проверяя, как реагирует настил из досок на его семидесятипятикилограммовый вес. После того как он увидел дыру в потолке с близкого расстояния, пол стал казаться ему еще более хлипким и ненадежным, чем раньше. Вдобавок ко всему выпрямиться во весь рост можно было не везде, по большей части приходилось сильно нагибаться. Гаупткомиссар то и дело ложился на пол, чтобы проползти под какой-нибудь пыльной перекладиной. Натянув резиновые перчатки, он ощупал верхнюю грань толстой деревянной балки. Затем встал на цыпочки и слегка подпрыгнул, но половая доска тут же с треском расщепилась, и нога Еннервайна провалилась в дыру до щиколотки. Так что с прыжками пришлось покончить.

Дотошные эксперты-криминалисты из оперативной бригады наверняка уже заглянули в каждый уголок, изъяли все образцы следов, какие только можно. Несмотря на это, Еннервайн совершал еще один вояж по чердаку, осторожно передвигаясь в полусогнутом виде по грубо сколоченной времянке. Ему не хотелось полагаться лишь на сухие данные измерений — лучше еще раз все хорошенько осмотреть, потрогать и прочувствовать. Он ощупывал всевозможные углы, наклоны и скосы конструкций, прикасался к стенам, внимательно глядел, нет ли чего на полу. У него в кармане зазвонил мобильник, но он не обратил на это никакого внимания. Еннервайн освещал фонариком выступы крепежных элементов, стучал по дереву. Гаупткомиссар сам не знал толком, что ищет. Какую-то неведомую улику, которую могло скрывать это заброшенное помещение. Наконец он открыл одно из слуховых окошек, чуть подтянулся на руках и выглянул наружу. К этому моменту ливень ослабел, превратился в мелкий, моросящий дождик, и вместе с тем над долиной висела плотная туча смога. Да уж, с такой погодой предальпийские просторы скоро потеряют свой курортный статус, ведь почти то же самое можно увидеть из окна в каком-нибудь промышленном центре вроде Кастроп-Раукселя или в нью-йоркском Бронксе.