Несмотря на явную склонность к вранью (фантазиям, как называл свои сочинения Эмери), новые товарищи сдружились. Эмери был единственным сыном в семье, чуть более богатой, нежели семья Джастина. Отец Эмери владел полуразрушенным замком и обширными землями, (преимущественно болотами), так что пахотной земли набралось едва на десяток с небольшим арендаторов. Эмери признался, что мечтал, да и теперь мечтает сделаться менестрелем. Он непременно сложит такую песню, что у бездушной Элизии разорвется ее каменное сердце. Эмери даже возил с собой лютню в кожаном мешке за седлом, только у этой лютни не было ни одной целой струны, так что Эмери не перебирал струны, а отбивал на инструменте такт, как на барабане.

Джастин не стал напоминать, что в предыдущих историях девушку звали иначе. Впрочем, вновь созданная Элизия состояла с исчезнувшей Амелией в явном родстве, унаследовав от прежнего предмета обожания каштановые с огненным отливом волосы, статус вдовы и огромное состояние.

— Один хороший удар — и все кончено! На два удара я не размениваюсь. Ясно?

Дарган поднял руку и открыл глаза. Рассвет еще только начинал брезжить.

В сером сумраке Дарган рассмотрел, как обнаженный по пояс зеленокожий кромсает подвешенную к горизонтальной ветви дерева тушу.

Здоровяк срезал кривым кинжалом пласты мяса с добычи и ел сырым, облизываясь и чавкая. Потом «охотник» повернулся, и Дарган увидел, что это орк.

Рядом с алкмаарцами расположилась на ночь сотня орков. Когда-то зеленокожие враждовали с Алкмааром, и хитроумный Ашган заманил орков в болотистые, пропитанные ядом, западные топи. Обманом заставил зеленокожих дать клятву, и отныне прежние враги должны были жить в местах, где, казалось, жить в принципе невозможно. Ну что ж, вместе с самим королем-жрецом на службу Мортис пришли и его чары. Орки наконец выбрались из ядовитых топей и встали под знамена безмясой богини.

Орк что-то крикнул и швырнул кусок кровоточащей плоти своему соратнику.

— Кто это? — прочавкал орк, впиваясь зубами в кусок свежей плоти. По нижней, выпирающей вперед челюсти стекала кровь. — Гном? Или листогрыз?

— Олень, вонючая жаба! — захохотал охотник.

Дарган поднялся и спешно ушел. Иначе он бы тоже схватил нож и отрезал себе сырого истекающего свежей кровью мяса.

* * *

В тот день Мортис приказала истребить попавшуюся на пути армии деревушку. Обезумевшие от ужаса жители заперлись за невысоким частоколом и заложили брусьями ворота. Глупцы, неужели надеялись устоять против войска богини смерти?

Армия нежити тут же снесла ворота и ворвалась внутрь. Несчастные крестьяне теперь сами перелезали через частокол и бежали, куда глаза глядят в надежде укрыться в полях. В тот день Дарган увидел, на что способен рыцарь смерти. Зитаар преследовал беглецов, и его ужасный скакун, пластавшийся над незрелым пшеничным полем, поджигал огненными копытами колосья. Костяные рога выхватывали беглеца из хлебов, будто жалкого кролика из норы, и огромный меч Зитаара в зареве зеленого огня рассекал живую плоть. Посреди поля росло огромное дерево — в Алкмааре его называли каменным дубом. За необхватным стволом укрылось человек пять беглецов — все при оружии. Когда Зитаар оказался рядом, все пятеро выскочили и попытались напасть. Один метал стрелы, другой бил болтами из арбалета, третий пытался достать всадника мечом и кинжалом. Еще двое тыкали в коня копьями. Рыцарь смерти смел всех пятерых одним движением. Огромный меч поднялся и опустился в ореоле зеленого пламени. При жизни Зитаар никогда не обладал такой силой, но после смерти Мортис даровала ему почти непобедимость.

Конь смерти двинулся дальше, уже по земле, раздвигая грудью пшеницу, и за ним тянулся дымный черный след.

Дарган вместе с нежитью шел по полю. Приказ был: добить всех, никому не сохранять жизни. Впрочем, за рыцарем смерти работу доделывать не приходилось — он сразу разил насмерть. Трупы лежали посреди хлебов — где-то огонь выжег черные борозды, где-то всего лишь небольшие круги — невызревшая пшеница плохо горела. Кровь убитых, так легко бежавшая из ужасных ран, виделась Даргану все еще алой. Лишь, засыхая, она чернела. Алкмаарец наклонялся и всматривался в лица — еще почти живые. Все эти люди казались спящими, которым привиделся дурной сон.

Дарган вдруг понял, что пройдет еще немного времени, и он полюбит эту алую яркость крови, она уже сейчас манит и очаровывает его, как дракона притягивают драгоценные камни.

Он вздрогнул, услышав звук рога, и, оглянувшись, увидел, как наперерез рыцарю смерти мчится по полю всадник. Конь под ним был каурый, попона зеленая, стальные доспехи сияли на солнце. Всадник галопом мчался на Зитаара, нацелив копье в грудь рыцарю смерти. Но тот даже не стал отбивать удар. Черный конь попросту поднялся в воздух и ускользнул от копья. А огромный меч смел безрассудного рыцаря с седла. Каурый конь понесся дальше уже без всадника.

* * *

Тела убитых сволокли крючьями и бросили под копыта коням рыцарей смерти. Скакуны разделывали мертвую плоть острыми костяными бивнями и пожирали. Странно было бы, если б эти огненогие твари питались травой.

Тех, кто сдался с самого начала и не оказывал сопротивления, согнали на площадь селения. Им Мортис даровала свою милость. Некромант в алом пышном кафтане, с ожерельем из черепов на груди, приблизился и ударил в землю посохом. Потемнел воздух, будто туча сгустилась над площадью, дрожь пробежала по телам несчастных, все разом рухнули на колени, кто-то закричал. Площадь окружили воины-скелеты, чтобы никто не вырвался из очерченного круга. Через несколько часов пленные начнут кашлять кровью и умирать в муках от чумы, чтобы восстать после смерти и влиться в армию безмясой богини.

Четверо мертвых воинов приволокли оглушенного рыцаря и бросили к остальным. Он что-то бормотал и пытался подняться. Искал свой меч и указывал на рыцаря смерти, что стоял поодаль. Кажется, смельчак все еще хотел вызвать Зитаара на поединок.

Тем временем в кузнице на окраине поселка несколько оставленных в живых человек во главе с кузнецом ковали новые доспехи. Летели от наковальни алые и белые искры. Ржал от ужаса и боли привязанный невдалеке конь. Он бил в землю копытом, и при каждом ударе огонь охватывал ногу несчастного скакуна. Из черепа его уже начали прорастать бивни. Знакомый Даргану здоровяк в облезлом плаще принес коню кусок человеческой плоти и бросил под ноги. Жеребец храпел, косил лиловым глазом, пытался сорвать повод. Человек хохотал.

К утру все заболевшие умерли, а на рассвете поднялись нежитью.

Дарган видел, как рычал и бился в лапах четырех зомби восставший рыцарь.

Он выкрикивал одно и то же, одно постоянное, отчаянное «нет». Но с каждым выкриком голос его все сильнее хрипел и становился все тише. Наконец он смолк и, обессиленный, повис в руках мертвецов.

Теперь он и сам был живой мертвец. Он смирился.

Ему подвели огненогого коня в черной броне, и новоявленный рыцарь смерти вскочил в седло. Лицо его исказилось — от злобы, ненависти и ярости. Один из живых прислужников, дрожа, подал всаднику шлем из вороненой стали, украшенный золотым обручем. Рыцарь смерти надел шлем и скрыл свое лицо.