в ней, чувствовалась, и заговоры давались легко. Рада была довольна. Ей, Раде, обычно, очень трудно было угодить. Вскоре Марии доверили даже обряд с полотенцами, который обычно сама Рада проводила. Так прошло четыре года, и Рада начала готовить Марию к принесению клятвы. Мария слушала всё, головой кивала, мол, да, со всем согласна. А потом вдруг исчезла. Утром её ещё видели, а потом смотрят, а её нет нигде. А Шифин на Раду шипит, думает, что она виновата, зашугала девку. Рада в толк не может взять, как эта соплюшка смогла её, старую ведьму, так легко обмануть. В тот день, когда Мария сбежала, Рада не могла отыскать её след. А на следующий день Рада раскинула свои камушки, и видит, что Мария рядом, километрах в пятнадцати от поселения. Шалаш сделала, и притаилась там. Закрылась заклятием для отведения глаз, и радуется, что всех перехитрила. Но Рада не зря столько лет правой рукой Шифина была, и главной ведьмой круга. Что делать с такими непокорными ведьмами, она знала. Она выслала верховых, чтобы они караулили Марию, и не спускали с неё глаз. И подождала ещё один день, понаблюдала за Марией. Та сидит тихо, но заклятие её уже немного ослабло. Рада знала, что невозможно столько держать на себе заклятие, если опыт мал. Рада ещё денёк подождала. Заклятие совсем ослабло. Тогда Рада сотворила оборотное заклинание, обернулась молодой женщиной, положила с собой в корзинку хлеб заговорённый, и пошла к шалашу, вроде как заблудилась. Идёт, ягодок подсобрала, грибочков. Вот и подошла она к шалашу, поздоровалась с Марией, села рядом, ягодами её угощает. Мария ничего не заподозрила. Рада её спрашивает: «Откуда ты, и почему здесь одна сидишь?» Мария ответила, что сирота она, и идти ей некуда. Рада протянула ей заговорённый хлеб, та откусила, а Рада её так ласково спрашивает: «Пойдёшь со мной?» Мария и согласилась. Так Рада и привела её обратно к Шифину. Они целый год бились с Марией, но никак не могли заставить её клятву принести, и не хотела она больше Шифину служить. А потом, на кострище, увидела Марфа, как догорают косточки Марии. Убили они её, не пожалели.

Таня, чем больше видела и слышала, тем больше хотела уйти отсюда и забыть всё, как страшный сон. Но как? Марфа, хоть и хорошо относилась к Тане, никогда против круга не пойдёт. Хоть несколько раз и промелькнуло в разговоре, что Марфа не понимает, зачем Таню здесь держат, ведь ясно же, что Таня никакая не ведьма. И даже если немного научится колдовать, ведьмой ей никогда не стать. А Марфа в этом уже хорошо убедилась. Каждый день, после обеда, они садились к столу, Марфа раскладывала на нём длинную металлическую ленту, на которой были выдавлены знаки. Это как букварь для ребёнка. Каждый знак — одно действие, одна буква. Это ещё не колдовство, но из этого складывается колдовство. А Таня знаки не понимала, не запоминала, и мало того, она их путала, что совсем неприемлемо для ведьмы, даже самой беспомощной и слабой. У Тани напрочь не было того чувства, которое испытывает ведьма, сотворяя знак волошбы. Марфа не знала, что делать. Вроде бы надо сказать Раде, что Таня не осиливает учёбу, но побоялась. Вдруг Шифин решит, что в поселении она не нужна, но и нельзя отпустить её домой, захотят избавиться от неё. Марфе было жалко Таню, она даже сама не заметила, как привязалась к этой испуганной девочке, смотрящей на неё такими ясными глазами.

Таня тоже понимала, что такое положение с её неудачной учёбой долго не может продолжаться. Она, когда ложилась спать, долго лежала без сна, вспоминая свой дом и маму. Слёзы катились по подушке, набитой соломой, и пахло травами, лугом, её беззаботным детством у бабушки в деревне. И потом, этот таинственный плач в полночь! Таня слушала его, думая, что в поселении есть кто-то, кому так же плохо, как и ей. А может, и ещё хуже. А если узнать, кто плачет? Может вместе с этим таинственным несчастным незнакомцем быстрее получится сбежать. Таня подняла голову с подушки и посмотрела на Марфу. Она спала, тихо посапывая. Таня осторожно встала, накинула платок и бесшумно выскользнула из дверей. Она вышла на улицу и прислушалась, плач доносился из-за дома. Она осторожно обошла дом и снова прислушалась. Плач доносился из небольшого сарая, который стоял рядом с домом. Она подошла к нему и приложила ухо к двери. Внутри сарая был неясный глухой гул от десятка людских голосов. Они что-то шептали, плакали, жаловались. Таня взялась за замок, и сразу же услышала хлопанье больших крыльев. К ней летели верховые. Таня, забыв об осторожности, кинулась в дом, хлопнула дверью и со всего маху прыгнула в свою постель, закрывшись колючим одеялом с головой. Марфа подняла голову, прислушалась, и снова положила голову на подушку. У Тани колотилось сердце. Двери в сарай запечатаны заклинанием, и ей никогда не узнать, кто там плачет. И верховые никогда её не подпустят к сараю. Она слышала, как долго верховые летали над домом. Утром она ничего не стала спрашивать у Марфы.

На шестой день пребывания Тани в поселении был праздник, вечер даров, накануне дня всех святых. Марфа понимала, что Тане никогда не пройти под серпом. И тогда все увидят, что Таня так и не усвоила ни один урок, и никаких способностей у неё нет, сколько бы Марфа не пыталась её научить. Пройти под серпом — это ритуал, демонстрирующий силу ведьмы, доказывающий, что она достойна даров Шифина. Проходит ритуал так: Ведьмы поют песни, объединяющие их круг, а в конце вечера Рада подвешивает круглый нож, который называют серпом, в коридоре даров. И ведьмы, с наложенными им на руки невидимыми путами, по очереди проходят по коридору. Как только первая ведьма подойдет под серп, Рада отпустит его, и ведьма должна будет его мысленно подхватить, и держать, пока серп не перехватит другая ведьма. Вся сложность ритуала в том, что коридор даров ослабляет ведьму настолько, что она даже не может сама снять путы со своих рук. Марфа не сможет дважды удержать серп, и над собой, и над Таней, Рада за этим строго следит. И Марфа решила слукавить. В конце-то концов, она ведь была ведьмой, а это у них в крови.

Перед праздником Марфа повязала Тане в волосы чёрные шёлковые ленты. А ленты эти были не простые. Ещё накануне утром Марфа дождалась, когда Рада ушла к Шифину, она