— Пожалуйста, Нина, нет, — умоляет она, делая жалкие попытки выбраться. Железная скоба на лодыжке скребется о дно.

— Зачем ты снова это делаешь? — кричу я, поднимая бутыль повыше. Одно неловкое движение, и отбеливатель польется ей на голову. — Почему ты все время пытаешься меня бросить?

— Мне очень жаль, — хнычет она. — Извини, этого больше не повторится. Я навсегда останусь с тобой. Обещаю.

Перед глазами повисает черно-красное марево. Я боюсь, что вот-вот потеряю сознание. Мэгги вся в крови. Ее так много, что она даже переливается через край. Должно быть, второй удар не прошел бесследно. Но как она натекла так быстро? В панике оглядываюсь по сторонам и вижу, что и весь пол залит кровью, и стены измазаны ею. Полотенца и коврик — все пропитано красным. В недоумении оглядываюсь на Мэгги и замечаю у нее в руке нож. Но, черт возьми, откуда?.. Я отшатываюсь к стене. Пытаюсь осознать, что происходит, однако тело начинает дрожать, как в припадке.

Изо всей силы сжимаю веки, словно стараюсь загнать их поглубже в череп, а когда открываю их, кровь исчезает. Как и нож. Мэгги, скорчившись в ванне, умоляет меня не обливать ее отбеливателем. Я выпускаю бутылку из рук, она падает на пол, содержимое растекается по полу и впитывается в коврик.

Мы смотрим друг на друга, дышим часто и сбивчиво. Наши сердца бьются так громко, что явственно слышен их лихорадочный стук. Я вдруг осознаю, что тоже плачу. Почему? На мгновение я снова вижу в Мэгги свою маму, которая всю жизнь, каждый день говорила мне о своей любви — пока я не заперла ее в спальне. И на один краткий миг понимаю, как сильно скучаю…

Подхожу к ней, и сейчас она не отшатывается. Видит, что я очнулась от морока, и протягивает мне руку. Я помогаю ей перекинуть ногу через край ванны и встать.

Мэгги держит меня за руку, пока мы медленно идем в спальню.

— Ужин будет через полчаса, — тихо говорю я и наклоняюсь, чтобы пристегнуть длинную цепь к скобе на щиколотке. — Принесу тебе обезболивающее.

Меня бьет дрожь, но не от холода, а от пережитого. Кружится голова, выступает пот. Не понимаю, то ли дает о себе знать ушиб головы, то ли ужас от обрушившейся на меня бешеной ярости Нины.

К горлу подступают одновременно слезы, крик и рвота. Нельзя давать себе волю в ее присутствии, поэтому я сжимаю кулаки и впиваюсь ногтями в ладони с таким остервенением, что кожа вот-вот лопнет. Я должна быть сильной. Должна это пережить.

Не протестую, когда Нина прикрепляет длинную цепь к моей лодыжке новым замком, и не поворачиваюсь, чтобы проводить ее взглядом. Не хочу смотреть ей в глаза — не знаю, что могу в них увидеть. Сковывает страх при одной мысли о том, что через несколько минут придется идти к ужину. Как я могу сидеть с ней за одним столом и говорить о ничего не значащих мелочах?

Дважды в жизни, до сегодняшнего случая, я видела у Нины такие припадки, когда она полностью теряла контроль над собой и погружалась во тьму. Я молила Бога, чтобы они никогда больше не повторялись. Первый эпизод стал для меня такой же неожиданностью, как и для Алистера. Все произошло очень быстро, ни один из нас не смог ничего предпринять. Однако винить в этом Нину было нельзя. Вот почему я решила, что не позволю произошедшему разрушить ее жизнь.

Когда исступленная ярость поднялась в ней во второй раз, меня рядом не было, о чем я буду сожалеть до конца своих дней. Но я ликвидировала последствия. Долг матери — защищать своего ребенка ото всех, даже от самого себя.

Сегодня ночью тьма, таящаяся в Нине, снова дала о себе знать. И это я ее вызвала. Я виновата. Не она. Нельзя было бить ее по лицу. Я запаниковала и сначала вступила с ней в открытое противостояние, а потом бежала, чем и спровоцировала ее.

Закрываю дверь и возвращаюсь на кровать. Лежать на спине не могу из-за мучительной боли в затылке. Поворачиваюсь на бок и сжимаюсь в дрожащий комок. Стараюсь дышать глубже, чтобы успокоиться, обхватываю себя поплотнее руками, чтобы унять дрожь.

Ничего не помогает. «Главное — пережить ужин, — говорю я себе. — Просто сойди вниз, и все вернется на круги своя».

Хотелось бы мне верить, что так оно и будет…

Я оставляю Мэгги в спальне и иду вниз, пытаясь убедить себя, что не произошло ничего особенного — мы уже много раз переживали подобное.

Но сама себе не верю. Мою реакцию никак нельзя назвать нормальной.

На мгновение я полностью потеряла контроль над собой и даже не заметила, как это произошло. Меня охватил не гнев и не слепая ярость, а что-то гораздо более жуткое и темное. Мне страшно. Мэгги разбудила во мне демона, с которым я больше никогда не хочу сталкиваться.

Запираю за собой дверь и, держась за перила, спускаюсь на первый этаж. Тело словно ватное. Что это? Что там со мной произошло?

Захожу на кухню, снова и снова прокручивая в голове произошедшее. Несомненно, у меня были основания разозлиться на Мэгги. Набросившись на меня, она перешла черту, и тут неважно, планировала она эту атаку заранее или просто поддалась сиюминутному соблазну. Я держу ее взаперти два года, но, похоже, так и не смогла донести, что это заключение — мое возмездие за то время, которое она отняла у меня. И ей придется заплатить. Заплатить сполна. Я не отступлю. Она должна мне еще девятнадцать лет.

Раньше я никогда не теряла самообладания, даже когда Мэгги толкала меня к краю пропасти. Но сегодня… Меня прошибает холодный пот, когда я вспоминаю, как держала бутыль с отбеливателем у нее над головой, борясь с внутренним голосом, который велел мне ее выжечь. Словно кто-то проник внутрь меня и дергал за ниточки, как марионетку.

Наклоняюсь над кухонной раковиной, открываю кран и умываюсь холодной водой. Полощу рот и вздрагиваю от резкой боли в том месте, где был зуб. Надо готовить ужин, а мне вспоминается видение в ванной: кровь на стенах, красные полотенца на полу… Словно все это было на самом деле.

Перед глазами встает испуганное лицо Мэгги, и я с трудом перебарываю внезапное желание броситься к ней наверх, чтобы убедиться, все ли хорошо. Сколько между нами было стычек и сражений, но лишь сейчас я в первый раз ощущаю нечто похожее на чувство вины. К тому же впервые за многие годы сегодня я подумала о ней не просто как о Мэгги, а как о своей маме. Что-то в моей голове сдвинулось, и я не знаю, как вернуть это на место.

Сегодняшний вечер я должна была провести с самым дорогим для меня человеком, однако из-за непреодолимых обстоятельств мне приходится брать телефон и писать ему извинения с тяжелым сердцем. Раз в две недели мы ужинаем или гуляем. Хотя в последнее время он все чаще откладывает встречи под тем или иным предлогом, что не может не беспокоить. Я никогда не отказывалась раньше, но сегодня нет выбора. На щеке наливается здоровенный синяк, который никак не спишешь на простое падение. А у сломанного зуба, похоже, обнажился нерв, потому что болит адски. Я беру вату из ванной на первом этаже и прикусываю ее, чтобы остановить кровь.