Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кем было велено?
— Моим работодателем, разумеется.
— Может, тогда веревкой воспользуешься?
— У тебя есть веревка? Просто я свою дома оставил.
Нет, он точно издевается! Лицо проникновенно серьезное, а в янтаре глаз пляшут золотые смешинки. Предлагаю неуверенно:
— Протянешь мне ветку подлиннее?
Предложение ни о чем, и мы оба это понимаем. Я издеру себе кожу в клочья, если он меня силой потянет сквозь колючую стену. Вот если бы он одолжил мне парочку крыльев… Вместо ответа Хродгейр фыркает, разрывает сплетенные ветви. Оставляет после себя широкий вытоптанный след из острых, обломанных веток, как медведь-шатун. Подходит поближе и играючи вскидывает меня на руки.
От неожиданного взлета мои пальцы разжимаются и корзинка с травами устремляется вниз, прямо в загребущие ветви. Он цепляет ее на лету и уточняет:
— Избавляемся от балласта?
Слова застревают в горле. Сглатываю, мотаю головой и выдергиваю у него свою добычу.
От тесного контакта перехватывает дыхание. Я никогда не была так близко к мужчине. По крайней мере, добровольно.
Страшно. Стыдно. Сладко. Как будто к запретному прикасаюсь тайком. Так и тянет оглянуться по сторонам. Никто меня из родных не видит?
Гоню эти чувства прочь.
У меня нет другого выхода. Лучше сгорать от стыда в его руках, чем достаться диким зверям на ужин… Так ведь?
Наверно, мы с ним теперь представляем нелепое зрелище. Я изо всех сил обнимаю плетенку с травами, а Хродгейр обнимает меня с моей корзиной. Так тесно прижимает к широкой груди, что сквозь холщовую рубаху ощущаю не только обжигающий жар его тела, но и ровную, пульсацию сердца.
Лицо полукровки совсем рядом, я слышу его глубокое дыхание, вижу каждую щетинку на твердом подбородке и каждый шрам на крепкой шее. Откуда их столько? Жаль, что нет той книги, где рассказана их история. Любопытство снедает изнутри, я едва удерживаюсь от соблазна кончиком пальца прорисовать узоры по неровным рубцам.
Сквозь густые, темные пряди волос заметны заостренные кончики ушей — еще одна деталь, которая досталось ему от троллей помимо мощного телосложения и янтарных глаз.
Стараюсь смотреть на него незаметно, украдкой, но все чаще и чаще сталкиваюсь с его насмешливым взглядом. Приходится отвернуться с деланным равнодушием и притвориться, что любуюсь проплывающим мимо пейзажем.
Вдруг понимаю — тот едкий амбрэ, которым он пахнет, — это запах серо-голубой глины, предельно редкой в наших местах. Кажется, она обладает уникальными свойствами, но какими именно — никак не могу припомнить, как не напрягаю память.
Когда обманная куща заканчивается, и перед нами открывается обычная, заросшая мхом поверхность земли, бормочу:
— Спасибо большое! Дальше я сама.
Полукровка никак не реагирует, будто меня не слышит. Продолжает невозмутимо нести, еще больше ускоряя шаг.
Я бы повторила свою просьбу, но зачем? У мужчины прекрасный слух. Он услышал меня, но предпочел проигнорировать.
Мимо нас на хорошей скорости проплывают обычные лесные пейзажи, озаренные тусклыми лучами света. Почему он меня не опускает? Тревожный звоночек все громче дзинькает в голове. Спрашиваю:
— Разве тебе не было велено меня не трогать?
— Получить приказ и пообещать его выполнить — это две разные вещи. Я никогда не даю невыполнимых обещаний.
До меня не сразу доходит смысл сказанного.
Невыполнимое обещание — меня не трогать?
Почему он посчитал его невыполнимым уже несколько дней назад?
Ведь тогда он не мог знать про кущу и меня, в ней застрявшую.
Тревожный звоночек превращается в гулкий набат.
Мы одни. В лесу. Где недавно пропало уже девять девушек.
Сгинуть здесь — как раз топнуть, никакого труда не составит. Я давно потеряла всякое представление, где мы. А значит, нахожусь целиком в его власти. Захочет меня украть, сделать игрушкой для своих примитивных развлечений — разве смогу я, хрупкая тростинка, остановить эту махину из мышц?
Лепечу беспомощно:
— Но ведь нас могут увидеть вместе и неправильно понять. Я не хочу рисковать репутацией.
В ответ он щерит в усмешке белоснежные зубы и лишь крепче прижимает к себе, подтверждая наихудшие опасения.
— Не о том волнуешься, фэйри. Совсем не о том.
Глава 21
На этих его словах не на шутку завожусь. Злость, страх, досада на себя, глупую и наивную, — все смешалось в кучу.
— Отпусти! — извиваюсь ужом, пытаюсь вывернуться из стального захвата его рук.
Сделать это на деле непросто, если не невозможно. Силищи у него немерено — будто я в медвежий капкан угодила.
К тому же опасаюсь, что от резких движений рассыплю все собранные травы. Если растеряю их сейчас, мне придется проходить то же пекло по второму кругу.
А еще боюсь, что платье, которое и так неприлично показывает щиколотки, задерется до самых колен… или даже выше. Тогда останется только сгореть от стыда. Или уйти в монастырь, если, конечно, после такого позора туда примут.
И все же… Не могу позволить с собой обращаться, как с бессловесной вещью! В ответ на мои дергания и бесконечные «отпусти!» он лишь сильнее сжимает в объятиях и строго приказывает:
— Не дергайся и донесу тебя в комфорте. Или… — в его глазах вспыхивают недобрые огоньки. Жесткие, колючие, от которых хочется съежиться и замолкнуть. Становится окончательно страшно от его «или», но заткнуть себя не даю. Наоборот бросаю вызов. Подзадориваю:
— Что «или»? Убьешь? Бросишь в лесу на растерзание диким зверям? Договаривай, раз начал!
— Я так понял, старших уважать тебя в детстве не научили, — цедит он с легкой досадой в голосе. Хмурится недовольно.
— Старших? Изволь не забывать! Ты мой слуга. И как старшая по иерархии, приказываю тебе сейчас же меня опустить! — на первой же фразе мой голос дает петуха, поэтому приказ выглядит как-то неубедительно. Одновременно изгибаюсь под немыслимым углом. Почти выскальзываю из его цепких объятий, умудрившись не вывалить наружу содержимое корзины.
— Что же… Раз по-хорошему не хочешь… — он подбрасывает меня, полностью дезориентированную, в воздух и совершив моим телом какой-то невозможный кульбит, опускает себе животом на плечо.
Добавляет бесстрастно:
— К твоему сведению. Старший тот, кто сильнее, мудрее и опытнее. Как минимум в текущей ситуации.
Если говорить о моей текущей ситуации, то она плачевна, даже более чем. Головой вниз беспомощно болтаюсь за его широкой спиной. В то время, как нижняя часть тела, попой кверху уложена у него прямо перед глазами. Хоть до дыр засмотрит, а поделать ничего не могу!
Мне так стыдно, что хочется завыть в голос. Барабаню кулаком по его спине, —
