– Еще один гвоздь. Забиваете метко.

– Я привыкла забивать гвозди. Должность обязывает. Ну, вот мы и приехали. Пожалуй, послушаю вашего совета, дождусь всех и увезу в столицу. Пока еще один вечер не перестал быть томным.

Она притормозила возле дома и развернулась к Ярославу.

– Хотите, и вас подброшу до столицы. Если вас не смущает путешествие с собакой.

– Не смущает. Но у меня здесь остались кое-какие дела, – уклончиво ответил он. – Кстати, по дороге я встретил вашего племянника. Вы увиделись?

– Нет. Надеюсь, Антон уже вернулся. Ну что ж… Заберу из центра подругу. Возможно, ей понадобится моя помощь. Отдохнули, называется.

Он поблагодарил за то, что она его подвезла, вышел на улицу и чуть задержался, глядя вслед отъехавшей машине. С одной стороны, ему внезапно захотелось узнать, что Катерина имела в виду под «старыми историями». С другой, считал, что лучше ей и ее близким уехать.

Лес забрал еще одну жертву. И на этом его кровожадный аппетит не угаснет. Ярослав сунул под мышку зонт и направился к крыльцу. Он уже вставил в замок ключ, когда заметил брошенный на коврик сложенный листок. Записка? Ярослав развернул лист и увидел сделанный простым карандашом рисунок – вольную интерпретацию известной сказки. Плачущий Кощей Бессмертный сидел у раскрытого сундука, в котором вместо златых монет высилась горка разбитых сердец.

С антресолей пахнуло мятой, сушеным укропом и сладкими духами, будто рядом прошла бабушка. Соня так и замерла, вдыхая родной аромат, который разбудил тысячу воспоминаний. Как же она скучала по бабушке! Какой же одинокой и беззащитной без нее себя чувствовала. Соня с трудом подавила желание захлопнуть дверцы, чтобы не погружаться в боль утраты глубже. Но как опрометчиво она дала обещание этому малознакомому мужчине отыскать бабушкины записи! И ведь отказалась бы, если б ее не сбила с толку неожиданная встреча.

Ну что ж, ничего другого не остается. Бабушкины вещи убрала тетя два года назад. С тех пор коробки так и стояли на антресолях, храня не только аромат духов, но и бабушкины премудрости. Соня решительно взялась за первую коробку и спустила ее на пол, потом еще две. Отнесла все в комнату и плотно закрыла дверь. Ей не хотелось, чтобы вернувшаяся на обед тетя застала ее за разбором вещей и стала задавать вопросы.

В первой коробке находились бабушкины платья и платки. Они-то, несмотря на стирку, и хранили цветочный аромат. Во второй обнаружилась шкатулка с бижутерией, фотоальбом с потертыми бархатными корочками, упаковка церковных свечей и целый арсенал темных пузырьков с различными маслами. Соня открыла один из них и скривилась. Пахло неприятно: прогоркло, затхло. Она поскорее закрутила флакон и убрала к остальным с этикетками «роза», «лаванда», «мята», затем положила на колени фотоальбом. С пожелтевших и выцветших фотографий на нее смотрели незнакомые лица. Треть альбома оставалась незаполненной, и оставшиеся листы были исчерканы каракулями. В памяти тут же возникла смутная картинка: Соня сидит на полу и, высунув от усердия кончик языка, калякает в альбоме шариковой ручкой. Кажется, было ей тогда пять лет. Память сохранила совсем другую обстановку: синие ковровые дорожки, которые постоянно разъезжались, желтые шторы и хрустальную вазу за стеклом «стенки». Это был чужой дом в одном из плохо запомнившихся ей городов, в которых они с бабушкой жили. Соня приложила ладонь к теплому бархату и горько усмехнулась: она никогда не понимала, почему они так много и часто переезжали. Сколько этих так и не ставших ей родными городов было в ее жизни? Она даже сбилась со счета.

До того, как погибли в аварии родители, Соня жила с ними в большом городе. Не в Москве, о которой так грезила, но тоже огромном. Бабушка рассказывала, что в том городе была широкая река, высотки и парк аттракционов. Соня верила ей на слово, потому что ни реку, ни парк совершенно не помнила. Может, потому что была слишком мала. Потом ее привезли сюда, в этот провинциальный городок. Прожили они здесь до ее пятилетия, а затем уехали в другое место, где были коза Манька, бездорожье, лес, земляника и черничные пироги. Ездили по разным городам до тех пор, пока Соня не заболела. Бабушка отпаивала ее травяными настоями, но затем приняла решение вернуться, хоть что-то, помимо болезни внучки, ее тревожило. Однажды Соня услышала, как она, ставя пирог, тихо сокрушалась: девочке нужно идти в школу, хорошо бы здесь, но появился «этот ирод».

В городке они прожили еще два года, а потом случилось то страшное событие, после которого бабушка снова увезла ее.

Они скитались по городам и деревням, нигде не задерживаясь дольше, чем на год. Соня часто меняла школы и привыкла учиться самостоятельно. Друзей тоже не заводила, потому что с ними приходилось расставаться. Бабушка не позволяла ей никому писать. Однажды Соня прямо спросила, от кого они убегают. Но ответа не получила.

Незадолго до ее пятнадцатилетия они вернулись в город. «Надеюсь, она тебя защитит. У меня не хватает сил на все это», – как-то обмолвилась бабушка, но пояснять ничего не стала.

Соня закрыла вторую коробку и пододвинула к себе третью. В этой она и обнаружила книги и толстые тетради. Еще какое-то время ушло на то, чтобы отыскать нужные записи – рецепты травяных настоев и мазей, а не пирогов и солений. Соня довольно улыбнулась, перевернула страницу и увидела запечатанный конверт, на котором бабушкиным почерком было выведено ее имя. Еще не зная, что в нем, она замерла от нахлынувшего на нее волнения. А затем торопливо надорвала край и вытащила листок.

«Сонечка, моя милая девочка…» – начиналось письмо, и на глаза навернулись слезы. Сквозь их пелену Соня продолжила жадно читать. Но уже следующие строки будто обрушили на нее небо. Соня крепко зажмурилась, надеясь, что, когда откроет глаза, смысл написанного чудесным образом изменится. Но нет.

Она дочитала полное нежности и любви письмо, которое ее шокировало. Смысл слов коснулся сердца, располосовал его раной, но еще не дотянулся до разума, поэтому в груди было больно, а в голове, наоборот, воцарилась пугающая пустота.

Из транса ее вывел стук калитки и шорох шагов. Соня быстро сунула конверт под книгу на тумбочке, спрятала тетрадь в стол, а коробки торопливо задвинула под кровать. Успела ли она закрыть антресоли? Соня похолодела от мысли, что так и оставила дверцы нараспашку, и поспешно выскочила в коридор.

– Тетя?

В доме никого не было, только колыхалась на ветру кухонная занавеска. Соня подошла к окну, чтобы закрыть его, но увидела на столе бумажный самолетик.

«Хочешь спасти кота, приходи сегодня в полночь к развилке возле леса. Одна». Записка не была подписана, но Соня и так поняла, кто ее прислал. Король. Возможно, не он лично передал послание, а кто-то из его служек, но это ничего не меняло. Соня в беспомощной ярости скомкала листок и, подавив желание швырнуть его в ведро, сунула в карман толстовки.

* * *

– Знаешь, что это может означать?! – Глеб замер посреди комнаты и нервно провел пальцами по завившимся от дождя волосам. Катя пожала плечами. Вникнуть в то, что ей рассказывал Шаталов, не получалось: Таня на звонки не отвечала, а Антон с Вульфом до сих пор не вернулись. Сколько уже прошло времени с тех пор, как племянник ушел из дома? И почему его телефон отключен? В свете еще одного трагического случая ее тревога росла с каждым моментом.