Собравшиеся пересматриваются друг с другом. Почему-то никто не может дать внятных пояснений по этому поводу. Мы обсуждаем еще несколько важных моментов, и я вскоре отправляю всех работать.

— Поднять всю документацию, а также установить, кто был на приемке товара в тот день. Тея Валерьевна, будьте так добры и подготовьте претензию с расчетами и просьбой возместить все убытки. Сроки поставить минимальные. А теперь все свободны.

Подчиненные поднимаются со своих мест, медленно продвигаясь к выходу.

— Тея Валерьевна, задержитесь, пожалуйста.

Богиня вздрагивает, но подчиняется, с каким-то непонятным чувством наблюдая, как коллеги покидают зал совещаний. И вот последний уходит, закрыв за собой дверь.

Тея продолжает стоять на месте и буравить меня тяжелым взглядом. Лишь тяжело вздымающаяся грудь под блузкой, которую хочется сорвать к чертовой матери, выдает ее волнение.

Медленно поднимаюсь со своего места, отталкиваясь от стола, и направляюсь в ее сторону, наблюдая, как богиня тяжело сглатывает по мере моего приближения, и я не могу сдержать довольной ухмылки.

Останавливаюсь напротив, упираясь ладонями в стол позади Богини, отрезая все пути к отступлению. Между нашими телами пара сантиметров, и я отчетливо слышу, как колотится сердце девочки. То ли от волнения, то ли от того же возбуждения, которое я сдерживаю с огромным трудом.

— Что вы хотели, Давид Тагирович? — шепотом, задирая голову и смело встречая мой шальной взгляд.

— Я тоже хочу получить свой поцелуй, — также шепотом в ее губы, склоняясь все ниже, играя с девчонкой.

И, пока Богиня не успела опомниться, мои ладони ложатся на ее талию, впечатываю ее в себя, чтобы чертовка каждой клеточкой чувствовала мое желание, и голодным поцелуем вторгаюсь в нежный и податливый рот…

Глава 23

Соглашаться на предложение Давида изначально было плохой идеей. Хотя бы потому, что я кожей чувствую его отношение ко мне. Желание и ненависть — адская смесь, и непонятно, к чему она приведет.

Да, можно было бы отказаться, открыть свое дело или уйти в другую фирму. Я думала об этом вчера весь день. Но, учитывая, как мы «расстались» с Власовым и «содействие» Давида в этом, уверена, что даже все юристы-ИПшники сегодня уже предупреждены, что меня ни в коем случае нельзя принимать в штат. Мой бывший босс умеет мстить.

Да и нам все равно так или иначе в ближайшее время придется пересекаться с Хакимовым, потому что нас связывает дело Сафронова.

Но и буду честна сама с собой: я хочу быть рядом с Давидом. Потому что…я думала, что забыла его, стерла из памяти при помощи ненависти, но нет. Чувства к Хакимову притупились, но никуда не делись. Мои чувства к нему по-прежнему глубоки, а влечение, благодаря упертости босса, возгорается с новой, более мощной силой.

Поэтому я до сих пор и стою, глядя на то, как походкой хищника приближается Давид. И, казалось бы, я буквально позавчера едва не стала жертвой насилия, но…

Именно этот мужчина меня не пугает и не отталкивает. Потому что подсознательно знаю, что он не сделает мне ничего плохого, наоборот, предпримет все для нашего совместного удовольствия.

Я ему доверяю.

И дико хочу.

Я не слышу последних слов Давида, да и лишние они сейчас. Гораздо сильнее я хочу ощутить его губы и руки на своем теле.

Потому что не буду врать себе — какой бы сильной не была обида на этого мужчину, я эти годы скучала по нему. По горящему взгляду, по хриплому голосу, по сильным рукам, что дарят тепло и безопасность. Нежность. Любовь.

А еще потому, что я отчаянно хочу почувствовать себя живой. Целой. Настоящей. И это возможно только рядом с этим мужчиной.

Давид впивается в мои губы дико, голодно, жадно, взахлеб. В его действиях нет ни капли нежности.

Я хоть и ожидала и даже хотела чего-то подобного от своего босса, все равно оказалась к этому не готова. Прошлое, будь оно проклято, оно не отпускает, поднимает голову, и…я трепыхаюсь, молотя Хакимова по спине, желая вырваться из его хватки.

Но мои действия только сильнее подстегивают Давида. Он нагло вторгается в мой рот языком, кажется, доставая им до самых гланд, напрочь лишая дыхания. Таким образом он заявляет на меня свои права. Всегда так было.

Давид ворует мое дыхание, заставляя задыхаться, отчего я сильнее колочу его по спине. На что Хакимов просто перехватывает мои запястья и удерживает их за спиной, заставляя прижаться к его мощной груди. Уверена, он чувствует, как бешено колотится мое сердце. Я не смогу долго скрывать свое состояние и желание.

Пальцы второй руки запускает в волосы на затылке, запрокидывает мою голову, заставляя смотреть и тонуть в его омутах.

— Ты же тоже этого хочешь, Богиня, — хрипит Давид, оставляя цепочку поцелуев на моей шее, срывая мой неосторожный стон. Помнит, что у меня там очень чувствительные места. — Скажи!

— Давид…

— Скажи, Тея…Не лги себе…

И ответ идет из глубины души, вырывается сам собой:

— Да…

Глава 24

Давид, рыча, вновь накидывается на мои губы в собственническом поцелуе и отпускает мои руки, которые, по старой памяти, обвивают его шею, притягивая ближе. Чтобы кожа к коже. Чтобы стать единым целым.

Давид натягивает мои пряди так, что волосы горят, но я не чувствую боли. Его рука соскальзывает, и он отрывается от моих губ, заставляя меня едва ли не хныкать:

— Волосы зачем отстригла, Тея?!

— Так…было…нужно…, — задыхаясь, подставляю себя его рукам, что блуждают по моему телу.

Давид вжимает меня в себя, заставляя через ткань моих и его брюк чувствовать его каменный и напряженный член, что упирается мне в живот.

Хакимов сильнее натягивает мои волосы, заставляя запрокинуть голову и открыть еще больший доступ к моей шее. Он прикусывает мочку уха и поцелуями — укусами спускается по шее вниз, к ключицам, доступ к которым он получил, развязав тесемки на