Он попытался еще раз испытать ее лоб, на сей раз не губами – рукой, Ксюша резко отпрянула.

– Как ты ко мне безразличен!.. Как ты ко мне безразличен!..

Из чебуречной вышел человек в форме, похожей на форму Инспектора Леса.

– Здесь не сидят, – сказал охранник. – У нас банкет.

– Ей плохо, – сказал Глеб, – у нее инфекция. Надо вызвать «скорую».

– Больница рядом – быстрее дойдете.

– Я ж говорю, она идти не может.

– Могу, – сказала Ксюша; она попыталась встать, но Глеб не дал, надавив на плечи.

– Сиди! Я мигом.

Ксюша всхлипнула.

– Умерла бы… или дурочкой стала… а ты бы так ничего и не узнал… Вы кто? – спросила охранника.

Охранник поправил белую ленточку на груди слева и не ответил.

– Не вставай, – сказал Глеб. – Добегу до больницы, и мы к тебе на «скорой» приедем. А вы не слушайте ее, – обратился он к охраннику чебуречной.

– Не бросай меня, Глеб…

– Ксюша, я быстро.

Он побежал.

Глеб промчался мимо гостиницы, добежал до угла, повернул направо, перебежал улицу наискосок, напугав делающий левый поворот автобус № 1, и побежал по направлению к Люксембургу. И трех минут не прошло, как он уже был там, куда совсем недавно приходил с Ксюшей.

– Я у вас был сегодня. Инфекционный энцефалит. Ей плохо. Она на улице с незнакомым. Надо вызвать «скорую» и надо забрать.

Из-за стойки регистратуры ответствовали:

– В сад и первая дверь.

Глеб выскочил наружу, забежал в сад и влетел в первую дверь:

– Жена на улице с незнакомым. Ей плохо. Надо вызвать «скорую» и забрать.

Он услышал:

– Без паники. Что стряслось?

– Энцефалит. Все признаки. Отправьте «скорую». Здесь близко.

– Что за признаки? – спросили Глеба.

– Не надо меня экзаменовать, я не студент! – выкрикнул Глеб. – Высокая температура, озноб, головная боль, удушливый кашель, мысли о смерти… Вот она! – он увидел ее в окно, идущую по улице за оградой.

Глеб выбежал и помчался перехватывать Ксюшу (а то бы прошла мимо).

– Ксюша, куда ты?

– Глебушка, я думала, ты ушел…

На ней лица не было.

Он схватил ее на руки и понес через сад в первую дверь.

Там были не только в белых халатах, но и в синих, и в обычной одежде, но все, кто был тогда в вестибюле, все оказались в положении «стоя»: кто стоял, тот так и остался стоять, а кто сидел, те немедленно встали.

Глеб с Ксюшей на руках произвел сильнейшее впечатление.

Забеспокоились.

В какой-то момент Глебу показалось, что о нем забыли. Что произошло что-то ужасное и что теперь им не до него. А ведь он виноват больше всех в том, что случилось. Он не знал, в чем виноват, но знал, что больше всех виноват. Также ужасна вина обстоятельств. Неужели так трудно раз и навсегда вывести этих клещей – потравить их какой-нибудь дрянью, напустить на них клещеедов каких-нибудь?… Должен же быть у этой заразы естественный враг? Почему так трудно построить дороги, которые не размывались бы дождем, и почему нельзя пускать автобусы по человеческому расписанию?

Глеб не находил себе места, при том что коридор был вместительный, длинный – ходи и ходи. Иногда он останавливался: там ли он, где ему следует быть? На том ли этаже, перед теми ли дверьми? Надо пойти и спросить – хватит отмалчиваться, отвечайте.

– Молодой человек, не могли бы вы здесь не курсировать? Вы нам очень мешаете.

Глеб уставился, не понимая смысла сказанных слов, на двоих обитателей клиники – один был похож на больного, а другой на больного не был похож – оба рядом сидели. Потом посмотрел на экран телеящика, смотреть на который он им помешал. Шла программа новостей. Сообщалось, что по числу участников Всенародного гражданского покаяния лидируют Северный Кавказ и Тува – 97 % и 99 % соответственно. В целом по стране покаяние проходит очень активно. В аутсайдерах находятся обе столицы, хотя и в них процент покаявшихся превысил усредненный процент принимающих участие в думских и президентских выборах (если брать во внимание последнее десятилетие). Говорилось, что еще в тринадцать часов по московскому времени число покаявшихся по стране превысило 50 %, так что уже тогда стало ясно: Всенародное гражданское покаяние состоялось!

Не похожий на больного говорил похожему:

– Как-то забюрократизировано все. Мы боролись не за это, мы не таким это все представляли…

– Ну а что вы хотите? – спросил на больного похожий. – Иного и быть не могло. Слышали, как президент выступал? Нет, все равно это гигантский, просто гигантский шаг вперед. Мы сегодня стали другими.

Глеб не двигался. На экране телевизора проценты мелькали.

Не обращая внимания на Глеба, похожий на больного спрашивал не похожего:

– Вы действительно думаете, что борцы с режимом и жертвы режима должны каяться наравне со всеми?

– С одной стороны, никто ничего никому не должен, а с другой стороны, и это будет по сути вопроса – конечно, должны. Мы все принадлежим этому социуму и этому времени, мы каждый отвечаем за то, что было, даже если это было не с нами…

Глеб пошел по коридору к окну. На стенах коридора висели картины – лесные пейзажи. На одной был изображен лось. Глеб вспомнил водителя и его предложение.

Внезапно ему пришла в голову мысль продавать веники прямо с грузовика. Причем вдали от бань. Где-нибудь, скажем, на Сенной площади. Он словно разговаривал с Ксюшей. Представь, говорил, ты идешь по Садовой, ни о каких банях не думаешь, а тут грузовик стоит, и продают банные веники прямо с борта. Дешевые. Не важно, ходишь ты в баню или нет, – увидев такое, сразу поймешь, как тебе повезло. Что это шанс. Шанс – не упустить веник. Мало ли что. А то уедет. И купишь веник, да еще не один. Не себе, так друзьям, родителям, знакомым. Неужели не купишь? Я бы купил.

Боже, о чем это я? – испугался Глеб своего монолога.

– Вы – муж?

Врач приближался.

– Муж, – сказал Глеб и сглотнул слюну.

– Ей, оказывается, делали инъекцию иммуноглобулина. Час назад, она правильно говорит?

– Где-то так. Еще не было пяти. – Он удивился: неужели прошел только час и так уже много произошло событий? – Но я не знаю, что за укол.

– Иммуноглобулин. Вообще-то иммуноглобулин обычно легко переносится, но в некоторых случаях бывают небольшие осложнения, чаще всего после первой инъекции. И потом, знаете ли, индивидуальная неперносимость, это все такие материи тонкие!.. А что за сыворотка? Чье производство, не знаете?

Разговаривая, врач теребил рукой белую ленточку.