В чем-то он, несомненно, прав. Остерегаться, никого не подпускать близко, шарахаться от собственной тени в моем положении, конечно, разумно, но ведь так недолго и с ума сойти. Сидеть, трястись, не пытаясь выяснить хоть что-то о себе, о мире, о том, что вокруг творится, а потом покорно рожать детей тому, на кого укажут? Нет уж. Кроме того, я ведь не бегаю по окрестностям, не бросаюсь с радостными воплями на шею первому встречному. Спальня — библиотека — комната Трэя — снова спальня — изредка парк. Куда уж скромнее?

Но Саллера я тоже понимала… ровно одну минуту. Следующие слова заставили меня буквально задохнуться от негодования.

— Следовало запереть вас в вашей комнате до тех пор, пока Трэй не придет в себя. Пожалел… Не учел, что если вы не задумываясь нарушили данное мне обещание, то с такой же легкостью преступите и брачные обязательства. При первом удобном случае.

Мне словно под дых врезали. Он что, считает меня не только пустышкой, но и дешевкой? Хотелось крикнуть в ответ что-то такое же колкое, но слова застряли в горле, вырвавшись наружу лишь придушенным хрипом. В отчаянии ударила герцога в грудь, надеясь оттолкнуть… убежать… оказаться как можно дальше.

— Куда же вы, миледи?

Казалось, мой порыв только раззадорил его. Твердые пальцы впились в плечи, почти оторвав от пола, не давая двинуться с места. Подняла голову и столкнулась с совершенно невменяемым взглядом.

— Вам обязательно нужно находиться в центре внимания? Купаться в мужском восхищении? Ласках? По-другому не получается? — яростно прошипел он. — Так я могу помочь, Мири… по-родственному, — выдохнул возбужденно, вжимаясь в меня бедрами, грубо дернул к себе и потянулся к губам.

Настойчивый жадный поцелуй, не имеющий ничего общего ни с нежностью, ни с лаской… Он жег огнем, клеймил, наказывал и не вызывал никаких чувств, кроме горечи и опустошения. А ведь совсем недавно я грезила об этом человеке. Вот уж действительно дура. Крепкие объятия не давали сдвинуться даже на миллиметр, но, когда Саллер отстранился, тяжело дыша, и провел подрагивающей ладонью по моей щеке, я рванулась изо всех сил и выскользнула из ослабевших рук.

— Мы с Дильфором просто беседовали. Только беседовали, понимаете? Он объяснял… отвечал на вопросы. Всего лишь… Мастер отнесся ко мне с участием, вниманием, — говорить по-прежнему было трудно, — а вы… Вы мне противны.

— Противен? — переспросил герцог глухо.

— Да! И ваши прикосновения тоже, — на секунду приложила пальцы к опухшим горящим губам. — Вы последний мужчина в этом мире, к которому мне придет в голову обратиться за подобной «помощью».

Его глаза потемнели. В глубине черных расширившихся зрачков замерцали знакомые огоньки, при виде которых мне вдруг стало зябко. Саллер несколько раз стиснул и разжал кулаки, но ничего не ответил. А я повернулась и вышла.

Знаю, преувеличила, и очень сильно. Но в тот момент я именно так и чувствовала.

Дверь захлопнулась, отрезая его от ушедшей Мэарин, и Саллер как привязанный дернулся следом. Странная готовность немедленно броситься за девушкой привела в замешательство, и это немного отрезвило. Он застонал, запрокинул лицо к потолку, закрыл глаза и, глубоко втянув воздух, на несколько мгновений задержал дыхание.

Ярость, только что клокотавшая внутри, постепенно затихала. Медленно выдохнув, мужчина пошел к столу. Когда до него оставалось три-четыре шага, герцог уже мог себя полностью контролировать, хотя и оставался еще на взводе.

Что происходит? Что, Птарх возьми, с ним происходит?

Недоумение от того, что он сейчас сделал, окончательно выветрило из тела остатки агрессивного напряжения. Почему в присутствии этой девчонки ему так трудно сдерживаться? Куда исчезают отточенная годами тренировок выдержка и привычное хладнокровие?

А ведь он сознательно избегал встреч с нею. Занимался делами, допросами свидетелей, поисками неуловимого Могира и его любовницы.

Магический огонь, в котором чуть не сгорела Мири, уничтожил не только дом, но и все возможные улики. Гончие больше так и не сумели взять след. Герцог, конечно, быстро вышел на наемников, напавших на карету, — даже не наемников, наспех собранный разношерстный отряд, — но слишком поздно. Все оказались мертвы. Лунная соль — очень редкий и дорогой ингредиент, без вкуса и запаха. Достаточно пары крупинок, чтобы отравить целую толпу. Особенно если растворить их в редком меронгском самогоне, выставленном на стол в честь успешного завершения дела. Маг, решивший заполучить хэленни, не стал ни скупиться, ни церемониться и мгновенно избавился от ненужных свидетелей.

Еще одна неудача.

Герцог нашел всех крестьян, которые ночевали в обители, но они или не заметили, или не поняли, что случилось. В любом случае посторонним ничего не рассказывали. Один из них вспомнил, что подвозил незнакомца. Тот вроде как только на рассвете собирался отправиться дальше, но утром попутчика никто уже не видел. Как его зовут, откуда он, выяснить не удалось. И здесь не повезло.

Саллер тяжело оперся руками о столешницу.

Могир… Кто же ты такой? Слишком много подозреваемых… слишком…

Он исключил тех, кто жил далеко, Потом тех, кто находился в столице, был постоянно на виду и не мог отлучиться. Осталось четверо. Их и стали проверять в первую очередь. Тщательно, незаметно, чтобы ни в коем случае не спугнуть и сохранить расследование в тайне. На этом дядя особенно настаивал.

А еще этот птархов портал между мирами…

Дневная суета поглощала с головой, не оставляя места непрошенным мыслям о той, что гостила сейчас в Эрменлейве. А вот сны… Короткий ночной отдых не приносил покоя, тревожа нежеланными воспоминаниями о девочке, ставшей чужой женой. И самое неприятное — воспоминания эти порождали сомнения, правильно ли он поступил, оставив Мэарин Трэю.

Ему часто грезилась их случайная встреча в библиотеке.

Мири стояла спиной, поглощенная «книжкой с картинками». Легкое шелковое платье мягко обрисовывало изгибы тела, тонкие руки, хрупкую линию плеч… Он не мог отвести взгляд от ее бедер и ягодиц, заманчиво проступивших под тканью, когда она наклонилась к окну, чтобы лучше что-то рассмотреть.

Ее удивление, дрожание длинных ресниц… Атласная гладкость кожи… Все тот же невероятный запах, который заставлял ликовать сердце и пробуждал мучительную жажду. Его разрывало от противоречивых желаний — овладеть этой женщиной и обожать ее, замирая от восхищения.

Нелепо, необъяснимо…

Ее искренний восторг по поводу иллюстраций Халлгерда… Узкая ладонь, бережно скользившая по книге, будто девушка пыталась ощупать лес, реку, горы, изображенные на картинке. Вдруг захотелось взять эту ладонь в свою и больше не отпускать. И он поддался детскому порыву, оживив для нее картинку, а потом едва не сорвался, когда Мэарин заговорила о муже. Практически выгнал из библиотеки, но все-таки не удержал магию и, кажется, снова напугал свою гостью.