— Здравствуйте, мастер. — Скользнула по нему взглядом и снова отвернулась. Вон тот цветочек слева такой интересный. — Что-то с Трэем?

— Нет-нет, почему вы так подумали?

— А для чего еще вам меня искать? — отозвалась ровно. — Только затем, чтобы сообщить о здоровье мужа.

— Вы сегодня ушли раньше. — Лекарь неловко кашлянул. — У вас все в порядке, ваше сиятельство?

Небрежно пожала плечами.

— Сами же убеждали меня почаще дышать свежим воздухом. Вот и решила последовать вашему совету.

Угу… и вымокнуть, если «повезет».

Мужчина молчал, пытливо всматриваясь в мое лицо.

— Не беспокойтесь, мастер, если вам запретили со мной общаться…

— Никто мне ничего не запрещал, — перебил он неожиданно сердито. — Но я видел глаза Саллера, когда он застал нас вдвоем. И не хочу, чтобы подобное повторилось.

— Понимаю… — Я, как и прежде, старательно таращилась в сторону. Вот тот кустик чуть поодаль тоже очень милый. — Кто угодно на вашем месте испугался бы.

— Ничего вы не понимаете. — Дильфор устало вздохнул. Поколебался, словно не зная, с чего начать, и внезапно спросил: — Что вам известно об истинных?

Что нам с Мэарин о них известно? Пробежалась по воспоминаниям бывшей хозяйки тела. Да собственно, почти ничего. Так и ответила.

— Сильнейшие носители древней крови. Боевые маги. Находятся на государственной службе и подчиняются непосредственно его величеству.

Покосилась на лекаря, тот утвердительно кивнул головой.

— А еще все они обязательно обучаются в Шанно-Лансине. С восьми и до двадцати четырех лет. — Ого! Школа и институт в одном флаконе. — Веками туда принимали только отпрысков знатных семей, и лишь несколько десятилетий назад король подписал указ, открывающий двери Шанн-Лана перед самыми способными мальчиками из других сословий.

Вполне объяснимая мера, если вспомнить, что в последнее время у аристократов регулярно рождаются дети со слабым даром.

— Я попал в школу робким домашним ребенком, — продолжил Дильфор, запнулся и коротко пояснил: — Пришлось выживать.

— Высокородные наследники замучили? — хмыкнула сочувственно.

— Нет. В Шанно-Лансине не существует кастовых различий, имеют значение лишь те привилегии и награды, которые ты получил за личные заслуги. Это правило неукоснительно соблюдается всеми — и наставниками, и юнитами. Но, скажем так, к ученикам из простого сословия присматриваются внимательней. И испытывают их жестче. Мне повезло, что рядом оказался Рэм. Мы подружились почти сразу. Он поддерживал меня во всем, помогая поверить в себя, когда я сам уже готов был отчаяться. А потом ему, как сильнейшему, дали право собрать собственное крыло, и мы стали первыми, кого он назвал. Я и Вильм… Теперь понимаете, миледи?

Да, теперь я понимала.

— Не знаю, что между вами происходит, — продолжал мастер, — и знать не хочу. Мне все равно. Что бы ни случилось, я всегда и во всем поддержу Саллера.

Резюмирую: вы, графиня, конечно, женщина, приятная во всех отношениях, но «бескорыстная дружба мужская» намного дороже…

— Не волнуйтесь, — улыбнулась сдержанно, — если нужно, я постараюсь уходить еще раньше.

Лекарь сокрушенно махнул рукой.

— Не стоит, ваше сиятельство.

Ну, не стоит, так не стоит.

На следующий день я спокойно дождалась Дильфора. Захочет побеседовать — не откажусь, уйдет — расстраиваться больше не стану.

Но узнать, как поведет себя мастер, так и не удалось. Не успел он приступить к осмотру Трэя, как дверь с шумом распахнулась, и в комнату ворвались новые проблемы. Вместе с шелестом дорогого дорожного платья, тонким запахом духов и отчаянным воплем:

— Мой бедный Пи́пи, что они с тобой сделали?!

Просторное помещение тут же стало тесным, его полностью заполнила собой невысокая привлекательная женщина лет сорока. Облегающий бледно-лиловый наряд, затейливая, тщательно уложенная прическа, в ушах и на шее украшения из прозрачных камней с розовато-фиолетовым отливом — такая… самая что ни на есть мадам. Другого слова не подберешь.

За моей спиной тихо охнула Ниава, сдавленно закашлялся Леом, но посетительница не удостоила их даже взглядом, как, впрочем, и меня с мастером. Я вообще не уверена, что она нас рассмотрела: вихрем влетела в комнату и тут же прямой наводкой понеслась к кровати, чуть не сбив по пути опешившего Дильфора. Хорошо, что я до этого успела подняться с кресла и отойти, меня бы вышибли с насиженного места, даже не заметив.

Гостья на несколько секунд замерла, жадно изучая неподвижного бледного графа, потом всхлипнула, прошелестела прерывисто:

— Сокровище мое, мой несчастный мальчик… Я умру вместе с тобой.

Театрально заломила руки, закрыла глаза и упала в кресло. Все-таки замечательно, что я вовремя встала.

Поднялась суматоха. Леом суетливо бросился к шкафу в углу и начал перебирать какие-то склянки. Ниава заметалась по комнате, с каждым оборотом расширяя круги и хватаясь то за одну вещь, то за другую, пока, наконец, не врезалась в прикроватный столик. Тут она немного опомнилась, плеснула в бокал воды из кувшина и начала тыкать им в ладони женщины. Дильфор, буркнув что-то нечленораздельное, устало потер пальцами виски и нехотя побрел к собравшейся немедленно почить даме. А я, предусмотрительно отступив к окну и прикрывшись занавеской — сомнительная защита, но лучше, чем ничего, мрачно смотрела на всю эту кутерьму, а в голове билась только одна мысль:

«Я замужем за Пи́пи».

Интересно, Мэарин знала о такой подставе? Судя по моим воспоминаниям — нет. Вот так живешь, влюбляешься в неотразимого красавца с мужественным именем Трэй, бросаешь ради него перспективного жениха, рискуешь будущим и репутацией, тайно выходишь замуж… А супруг оказывается не Трэем, а Пипи. Хорошо хоть не Пипи. Впрочем, в этом случае хрен редьки лишь не намного слаще.

Невольно покосилась на Ольеса, и мне показалось, что лицо его еще больше побледнело, вытянулось и приобрело какое-то трагическое выражение. Бедолага… Я на его месте если б и собиралась приходить в себя, то в этот момент точно передумала.

— Ваше сиятельство…

Дильфор наконец добрался до кресла, отнял у Ниавы воду, а у топтавшегося рядом Леома — флакон, отсчитал десять капель, размешал и протянул микстуру «умирающей».

— Выпейте, — попросил настойчиво.

Ответом ему был слабый стон. Я бы сказала, томный, но, учитывая обстоятельства, назовем его «скорбным» и даже «предсмертным».

Лекарь вздохнул, тоскливо покосился на дверь и предпринял новую попытку.

— Миледи, жизни графа ничего не угрожает. Его сиятельство идет на поправку и скоро очнется, поверьте.

Эта фраза возымела поистине волшебное действие. Дама распахнула ресницы, и в ее руках мелькнул неизвестно откуда взявшийся кружевной платок. Она осторожно прижала надушенный кусочек ткани к правому глазу… к левому, а потом с достоинством выпрямилась. Щеки ее пылали — румянец ярко выделялся на фоне светлого платья, но голос звучал собранно и деловито.