— Значит, ты его знаешь?

— Нет! — вырывается раньше, чем она успевает подумать.

— Врёшь, — шепчет голос на ухо. От омерзения мурашки вниз по шее. Он подходит к Изаму, крепко хватает за волосы, заставляя вздёрнуть голову. Подносит кунай к шее, ведёт кончиком вниз, к ямке между ключиц. Упирается ненадолго, но у Асами успевает остановиться сердце. И продолжает останавливаться каждый раз, когда лезвие касается его тела. В камере душно. Ярко горит свет. Каменные стены давят, смыкаясь над головой. Асами не замечает, что плачет. Беззвучно, кусая щёку, надеясь, что слабость останется незаметной. Напрасно. Чужой взгляд снова напротив, глаза в глаза. Ухмылка от уха до уха. И вновь этот жуткий шепот.

— Значит, он тебе дорог, красавица? Тогда мы не станем вас разлучать.

Его ледяная рука хватает за подбородок, вынуждая не отводить взгляд. Ухмылка кривит губы, между которых пробегает влажный язык. Асами начинает потряхивать, когда он тянется к ней, и в эту секунду Изаму дёргается, звенит цепями, привлекая внимание. Асами дышит тяжело, тихо всхлипывает от облегчения. Сердце сжимается от боли. Ей так больно, что невозможно вздохнуть.

Асами распахнула глаза, широко раскрывая рот, пытаясь вынырнуть из кошмара, перешедшего в реальность. За окном шумела гроза, в спальне было темно. Асами потянулась было к ночнику, но тут же согнулась пополам от острой боли. Наощупь щёлкнула выключателем, завозилась в одеяле, стаскивая его с ног. Задохнулась от ужаса, прижала ладонь ко рту, сдерживая крик при новом спазме. Она давно привыкла к виду крови, но собственная, залившая кровать, показалась самым ужасным зрелищем на свете.

К утру гроза стихла, ушла в лес, оставила после себя дождь — шелестеть каплями по стеклу. Асами тоже затихла: последняя схватка была полчаса назад, и теперь она не чувствовала внутри ничего. Пустая оболочка, изломанная и разбитая. Одеяло валялось где-то на полу, белый пух из растерзанной подушки перемешался с кровью. Поморщившись, Асами сползла с кровати, встала на четвереньки, прислушиваясь к ощущениям. Терпимо, бывало и хуже. Опёрлась о тумбочку, оставляя на ней смазанный багряный след, и поплелась в ванную. Подставила плечи, спину под тёплые струи, низко наклонила голову и тяжело оперлась о стену. Всё.

За эту ночь она пережила сотню оттенков боли, но она не шла ни в какое сравнение с пустотой, которая пришла на смену. Асами не думала, что можно так горевать о том, кого никогда не видел, не держал в руках, не слышал голоса. Но внутри всё рвалось, срасталось и рвалось снова, заставляя задыхаться. Чувство невосполнимой, сокрушительной потери охватило с такой силой, что подкосились ноги. Рухнув на колени, Асами всхлипнула, прижала ладони ко рту, глядя на бурые потёки, бегущие в слив. Согнулась пополам, давясь криком, протяжно завыла низким, монотонным воем. Все надежды, все мечты, все планы рухнули, оставив руины. Её маленькая, крохотная, невинная девочка никогда не обретёт лицо, не скажет первое слово, не улыбнётся.

Когда вместо крика из горла начали вырываться хрипы, а слёзы утихли, оставив после себя икоту, Асами выключила воду, села на колени и прерывисто выдохнула. Запереть боль внутри, отодвинуть в сторону, подумать рационально над причиной. Подумать, как рассказать Изаму. При этой мысли живот свело судорогой, сердце ухнуло в него и осталось там, внизу. Как он к этому отнесётся? Поначалу будет расстроен, а потом? Решит, что их брак можно разорвать, раз больше нет причин быть вместе?

Асами с силой сжала голову — сейчас не время, подумает об этом позже. Когда придёт в себя, если когда-нибудь сможет опять стать прежней.

Солнце едва выглянуло в разрезе облаков и тут же скрылось. Укутавшись в плед, Асами стояла во дворе и равнодушно смотрела на полыхающее в бочке пламя. Простыня, остатки подушки, одеяло, порванный матрас — огонь взлетал вверх, от жара загибались листья на ближайшем дереве. То, что было её дочкой, Асами сожгла отдельно. А после, убрав все следы, развеяла прах у Камня Памяти. У неё не будет имени, не будет могилы. Но будет место, куда всегда можно прийти, чтобы вспомнить. Хотя она была уверена — не забудет никогда.

Пришлось взять выходной, что не вызвало особых вопросов: все видели, как она работает на износ. Весь день Асами сидела на диване, уставившись в телевизор, и пыталась понять причину. Ей всё же удалось повторно заразиться? Случай редкий, но не уникальный. Но почему не распознала симптомы? Потому что всё это время была на ногах. Думала о других и забыла, что ей самой надо заботиться не только о себе. Это она виновата. Во всём её вина.

Ночь пришла, приведя с собой страхи. Темнота обволакивала, приглашая в гости самый жуткий — одиночество. Она одна, в каменном мешке, и Изаму больше не придёт, чтобы спасти. Не станет говорить, что всё будет хорошо, потому что хорошо уже не будет никогда. Асами горела, мечась на диване, путалась в пледе и чувстве вины. Дрожала, покрываясь липким потом — казалось, что из темноты смотрят глаза, тянутся длинные чёрные руки. Несколько раз вскакивала, включала свет, прощупывала каждый уголок и, обессиленная, падала обратно.

К утру, приняв душ, оделась, посмотрела в зеркало — бледное, посеревшее отражение самой себя. Достала пакет, выбросила в него всё клубничное мороженое, которое смогла найти, и вышла из дома.

После грозы сияло солнце, на ярко-голубом небе ни облачка. Лето шумело, переливалось через край, звало купаться и отдыхать. Асами с мрачным наслаждением закрыла дверь в кабинет, отсекая себя от жизни, и уткнулась в бумаги.

— Всё в порядке? — помощница заглянула ближе к обеду. Обеспокоенно посмотрела на Асами, но та лишь слабо пожала плечами.

— Действительно перетрудилась. Ничего страшного. Отлежалась, кажется, слишком много спала, теперь голова кругом идёт.

— Мне бы тоже не мешало поспать, — со вздохом сказала помощница. — Не против, если я возьму выходной на завтра?

— Отдыхай. — У Асами даже получилось улыбнуться. Только губы дрожали от попытки удержать улыбку на подольше. Но девушка, и правда дико уставшая, ничего не заметила. В обед пришла Цубаки, как всегда с двумя коробками лапши.

— Ты опять забыла поесть. Молодец, что хоть вчера выходной взяла, в могилу себя загонишь.

Не глядя на Асами, она шустро расставила коробки, достала соус и палочки и только тогда подняла глаза.

— Эй, подруга? Ты тут?

— Спасибо, — голос Асами дрогнул, но она сдержалась. — Что бы я без тебя делала?

— С голоду бы сдохла, спрашивает она ещё.

Цубаки потянулась к своей лапше и тут же начала увлечённо рассказывать, как вчера Саго умудрился ввести Хинату в ступор вопросом, перешли ли они к физической близости с Кацу, раз уже давно встречаются. Она говорила, но слова отскакивали от Асами, сливаясь в монотонный гул. Она кивала, даже пару раз спросила что-то впопад, и Цубаки, довольная тем, что накормила подругу и заставила выслушать последние сплетни, ушла. Не зря говорят — работа помогает отвлечься. До вечера Асами почти не думала, не позволяла себе думать о том, что случилось. Только иногда перехватывало дыхание и сердце сжималось, но в целом терпимо.