Спортсмены выстроились в ряд, пригнулись и стартовали, когда грянул выстрел.

– Видишь? – восторженно воскликнул Коннор. – Он укладывается в семь шагов.

Я попробовала считать, но Уэстон двигался слишком быстро. Его ноги мелькали, как крылья ветряной мельницы, а потом выпрямились, и он перелетел через препятствие. Левая нога вытянулась, правой он оттолкнулся от земли, грациозно перемахнул через барьер и сделал следующие семь шагов. Он ни на секунду не сбился с ритма. Другие участники цеплялись за свои барьеры, но Уэстон взял все препятствия чисто и выиграл забег. Мне не нужно было смотреть на время, я и так знала, что он снова обогнал остальных не менее чем на полсекунды.

Руби, Коннор и я радостно закричали, а потом Коннор снова наклонился ко мне.

– Семь шагов. Никому его не побить.

У него была очень заразительная улыбка, и он так на меня смотрел…

«Притормози. Тебе только что разбили сердце, а ты уже карабкаешься обратно на край пропасти, собираешься снова прыгнуть».

Я встряхнулась. Вот почему следовало остаться дома. Нельзя флиртовать направо и налево. Коннор так популярен, вряд ли он заинтересован в серьезных отношениях.

А мое романтичное сердце не согласно на меньшее.

Я тоже улыбнулась Коннору и стала смотреть на поле. Остаток дня я изо всех сил старалась говорить с ним на общие темы: музыка, учеба, университетская жизнь. И все же каждый раз, когда Коннор улыбался, смеялся, прикасался ко мне, мне все больше хотелось совершить прыжок, потому что падение наверняка будет захватывающее. И все же я слишком хорошо помнила, что, прыгнув, можно с большой долей вероятности разбиться о твердую, безжалостную землю.

Уэстон

Моим третьим, и финальным, забегом была эстафета: четыре этапа по четыреста метров. Тренер Браун всегда ставил меня на последний этап по одной простой причине: я всегда выигрывал. И только по этой причине мои товарищи по команде все еще со мной разговаривали. Меня все устраивало. В конце концов, я сюда пришел не друзей заводить, а побеждать.

Эстафета началась, палочки передали первый раз, потом второй, и тогда я занял свое место перед стартовой чертой, чтобы принять эстафету у третьего участника нашей команды. До того момента, когда из-за поворота покажутся бегуны, оставалось примерно двадцать секунд, и в воздухе разлилось нервное напряжение. Мы все вывернули шеи, смотрели через плечо, вытянули руки, готовясь схватить палочки. Замерли наготове, молясь всем богам, чтобы не уронить свою палочку.

– Эй, – сказал я стоявшему справа от меня студенту из Тафтса, парню, с которым мы соперничали уже два года. – Привет, Джейкобс.

Тодд Джейкобс, долговязый и темноволосый, быстро глянул на меня и нахмурился.

– С ума сойти. Еще один сезон рядом с Амхерстской Задницей. Именно об этом я всю жизнь мечтал.

– Тебе нравится моя форма? – спросил я.

Участники третьего этапа огибали круг. Участники финального этапа начали переступать с ноги на ногу. Джейкобс снова быстро глянул на меня, потом опять уставился на приближающихся спортсменов.

– Чего?

– Говорю, нравится тебе моя форма?

– Не обращай на него внимания, – посоветовал Хейз Джонс, студент из Уэслиана, стоявший слева от меня. Взгляд его темных глаз был прикован к приближающимся бегунам. – Он просто пытается тебя разозлить.

– А что насчет тебя, Джонс? – спросил я. – Тебе нравится моя форма?

– Отвали, Тёрнер.

Мы все уже бежали на месте, тянулись к приближающимся товарищам по команде, а те протягивали к нам руки, сжимающие палочки.

– Это отличная форма, – заявил я, все быстрее двигая ногами, в то время как мой товарищ по команде, Даг Бонев, протягивал мне палочку. – Смотрите, я покажу вам, как она смотрится сзади.

Я почувствовал, как палочка касается моей ладони, обхватил ее пальцами и рванул с места. За несколько секунд я оставил позади Хейза, Джейкобса и всех остальных участников.

Во время бега я взывал к скрытым резервам своего организма и раздувал искры боли, тлеющие в моей памяти. Злость на своего никчемного отца. Злость на самого себя, потому что я никак не мог выбросить его из головы. Злость из-за того, что я все еще его люблю… Я должен был превратить этот жгучий клубок в свою победу, даже если бы он меня добил.

Злость вскипела в душе, и я выжимал из своего тела все, что мог. Мышцы протестующе вопили, легкие горели огнем, в животе завязывалась тысяча узлов. Я бежал так, словно преследователи гнались за мной по пятам, а не отставали на добрых десять метров, и в итоге пересек финишную черту на четыре секунды раньше остальных бегунов.

Комментатор объявил о моей победе, и тогда я бросил палочку, неторопливо добежал до ближайшего мусорного ведра, наклонился над ним, и меня вырвало на кучу лежавших внутри пустых бумажных стаканчиков.

Мой привычный ритуал после забега: избавление от ранее загруженных углеводов.

– Славная победа, Уэс, – сказал тренер Браун, когда я выпрямился и вытер рот тыльной стороной ладони. Он прижал к моей груди бутылку воды и похлопал по плечу. – Ты как, нормально?

Я кивнул, по-прежнему судорожно переводя дух. Тренер открыл было рот, возможно, хотел дать ценный совет, но потом передумал, похлопал меня по спине и ушел, оставив меня одного. Еще со времен моего первого курса Браун усвоил, что я показываю все, на что способен, когда это нужно для дела, но никому не позволяю лезть себе в душу.

Остальные участники забега прохаживались туда-сюда, чтобы остыть, упирали руки в бока и тяжело дышали, ожидая, когда объявят окончательные результаты.

– Знаешь что, Тёрнер? – Хейз хватал ртом воздух, согнувшись и уперев руки в колени. – Я бы восхищался тобой… не будь ты таким ублюдком.

– Когда-нибудь, – проговорил Джейкобс, отдуваясь, – он свое получит… Надеюсь, я буду рядом и увижу это.

Я только плечами пожал. Победа-то осталась за мной, а это самое главное. Как всегда после выигранного забега я стал ждать прилива радости.

И ничего не чувствовал.

Меня никогда не радовали победы.

Тогда я, как обычно, пошел на поводу у своей слабости и приступил к другому своему ритуалу, который выполнял неукоснительно с тех пор, как поступил в начальную школу Синклера. Пока другие участники забега смотрели на табло, я сканировал взглядом трибуны, высматривая его.

Глупое и бесполезное занятие, но я ничего не мог с собой поделать.

«Брось это дело, Носочный Мальчик. Его здесь нет и никогда не будет».

Зато я увидел Отем и Коннора – они сидели рядышком, склонившись друг к другу огненно-рыжей и темноволосой головами. Просто болтают? Или он пытается украдкой ее поцеловать? Вряд ли. Коннор как никто умеет читать настроение женщин и вероятно знает, что Отем не потерпит подобных вольностей, пока они официально не соберутся на первое свидание.