Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он теребит билеты на поезд в глубине своего кармана.
– Если сейчас уйти, билеты сгорят, они только на сегодня. Мне не особо охота оставаться в Марселе. Где тут ночевать? Можно, конечно, найти гостиницу, но там тоже должны проверять документы. Глянь-ка налево.
Я выхожу из задумчивости. В помещение только что вошел целый полк полицейских, которыми командует военный в фуражке с золотым галуном. Он как минимум капитан.
Морис чертыхается сквозь зубы.
Поезд пока не подали, платформа перед нами пуста; рельсы уходят в темноту, чтобы пересечься где-то там, в самой чёрной точке ночи.
Мне в голову приходит кое-что.
– Слушай, если пойти по путям, мы ведь точно дойдем до другого вокзала?
Морис качает головой.
– Нет, хочешь, чтобы нас в темноте поезд переехал? А потом на путях есть всякие люди, которые должны их чинить или стеречь, так нас ещё быстрее обнаружат.
В то время, как мы спорим, жандармы разбились на мелкие группы и спрашивают документы у людей, ждущих на перроне. Вижу, как они начинают заходить в зал ожидания. Это облава, и мы в самом эпицентре.
В этот момент по громкоговорителю объявили, что поезд пришёл. На мгновение воцарился хаос: поезда тогда ходили так редко и были так переполнены, что пассажиры завели моду брать штурмом те редкие сидячие места, которые остались незабронированными. Мы затесались в эту сутолоку и оказались у поезда одними из первых. Нам повезло: двери вагонов не были заперты и мы смогли залезть внутрь.
В проходе Морис сказал:
– Если будет проверка, лезем под сиденье, там искать не будут.
Я не был в этом так уж уверен, но проверки не последовало. С опозданием почти на полчаса поезд тронулся, и мы испытали огромное облегчение: это был заключительный этап.
Ехали мы долго, по настоящей узкоколейке, часто и непонятно зачем останавливаясь в какой-то деревенской глуши. Железнодорожники проходили вдоль наших вагонов, шурша щебёнкой, и в полудрёме я различал их голоса, их непривычный выговор, их ругательства.
Когда начало светать, мы были уже неподалёку от Канн; затем я, видимо, уснул. В какой-то момент Морис растолкал меня; в полусне перелезаю через спящих в проходе, и вот я уже сижу в купе; пальмы покачивают своими листьями у меня над головой – я вижу их впервые в жизни, если только не считать за пальмы те чахлые экземпляры, которые мы могли лицезреть в Люксембургском саду, куда мама привела нас в какое-то воскресенье.
Мы уже четыре месяца в Ментоне.
Говорят, что сейчас город сильно изменился: как и по всему Лазурному Берегу, там понастроили небоскрёбов, многоквартирных домов, новых пляжей, которые тянутся до самой итальянской границы и даже дальше. В те военные дни Ментона ещё была маленьким городком, обязанным своим процветанием заезжим англичанам и нескольким миллиардерам-туберкулезникам, решившим окончить свои дни на солнышке. В её дорогих отелях и в санатории разместился итальянский генштаб и горстка солдат[13]. Они проводили дни в блаженном безделье, летом купаясь в море, а зимой фланируя по улицам, саду Биов и по променаду перед зданием, где раньше было казино.
Я был неугомонным ребёнком, но город с первых минут окутал меня своим шармом, уже тогда казавшимся таким старомодным, со своими аркадами, итальянскими церквушками, обветшалыми лестницами и пирсом, с которого можно было увидеть Старый город и утопавшие в Средиземном море горы.
Сразу по приезде мы позволили себе довольно обильную по тем временам трапезу в ресторанчике у вокзала. Официантка взяла нас под крыло, и нам достались все лучшие куски с кухни.
Выйдя оттуда со слегка отяжелевшей головой, мы отправились прямиком на поиски братьев. Парикмахерская оказалась красиво оформленным заведением на углу широкой улицы, которая вела в музей. Первым её заметил Морис. Он пихает меня локтем.
– Смотри.
Витрина бликует, но я всё равно различаю происходящее внутри. Высокий тип, который подравнивает машинкой чей-то склонённый загривок, – это же Анри, наш старший брат. Он не сильно переменился, может быть, немного похудел, но этого почти не видно.
– Пошли внутрь.
Звонок над дверью тренькнул. Второй работник обернулся к нам, кассирша подняла голову, клиенты уставились на наше отражение в зеркалах – все глазеют на нас, кроме Анри. Мы торчим посредине салона. Кассирша приходит на помощь:
– Дети, присядьте…
Анри, наконец, удосуживается обернуться. Он так и застывает с машинкой в руке.
– О, – говорит он, – о, о, а вот и шпана!
Он наклоняется, чтобы расцеловать нас. От него всё так же приятно пахнет, точь-в-точь как раньше.
– Посидите тут, дайте мне пару минут.
Он быстро подравнивает баки клиента машинкой, в последний раз что-то убирает у него за ухом, проходится пуховкой по воротнику, молниеносно подносит зеркало и снимает с него полотенце.
– Мадам Анриетта, позволите мне отойти на пять минут? Я должен заняться этими двумя юношами.
Хозяйка кивает, и мы выходим.
Он берёт каждого из нас за руку и быстро ведёт к Старому городу; пока мы идём, вернее, бежим, чтобы не отставать от него, вопросы так и сыплются:
– А что мама с папой? Как вы перешли? Когда вы приехали?
Мы отвечаем одновременно. Я ухитряюсь вставить:
– А Альбер?
– Он выходной сегодня, он дома.
– Где вы живёте?
– Сейчас увидишь.
Мы поднимаемся к церкви Святого Михаила по извилистым улочкам, тут и там попадаются ступеньки, ведущие к морю. Улица Лонг напоминает мне Марсель и историю с беретом: тут точно так же развешивают бельё на окнах. Небольшая арка перекинута через улицу на высоте второго этажа.
Почти прямо под ней Анри толкает низенькую дверь. Лестница уходит вниз, ступени крутые и узкие.
– Не шумите, сделаем ему сюрприз.
Он поворачивает ключ в замке, и мы оказываемся в маленькой столовой; я вижу большой буфет в прованском стиле, круглый стол и три стула. Сквозь приоткрытую дверь спальни мы замечаем Альбера, который читает, лёжа на кровати.
– Я тебе гостей привёл.
Альбер удивлён:
– Что такое? Почему ты не в парикмахерской?
– Угадай, кто тут у меня?
Альбер по натуре не очень-то терпелив. Он вскакивает с постели и входит в столовую.
– О, о, – говорит он, – да это же шпана!
Мы бросились ему на шею, мы все были счастливы, семья снова собиралась вместе.
Они поставили перед нами на стол лимонад, хлеб и шоколад. Когда я подивился такой невиданной роскоши, Анри объяснил, что с помощью некоторых манёвров тут можно было неплохо жить.
Мы рассказали им о наших приключениях с самого начала. Братья всё не могли наслушаться, и пять минут, на которые отпросился Анри, скоро превратились в целый час.
Они тоже