Рассказывали об одном из братий, пришедшем в Скит, чтобы увидеть авву Арсения, что он вошел в церковь и попросил клириков подвести его к старцу. Они ему отвечали: «Подожди немного, брат, и увидишь его». Он ответил: «Я не буду ничего есть, пока не встречусь с ним». Тогда клирики послали одного брата проводить этого монаха к старцу, потому что келия находилась на некотором расстоянии от храма. Монахи, постучавшись в дверь, вошли и, облобызавшись со старцем, сели в молчании.

Брат из Скита сказал: «Я пойду, авва, помолись за меня». Гость же, не имея дерзновения к старцу, говорит брату: «И я пойду с тобой». Так они вместе вышли, и посетитель попросил брата: «Проводи меня к авве Моисею, который был разбойником». Когда они пришли к нему, авва принял братий с большой радостью и благорасположением и, угостив, отпустил их. Провожатый спросил гостя: «Вот я водил тебя к чужеземцу [149] и к египтянину,[150] кто из них тебе больше понравился?» Тот ответил: «Мне больше понравился египтянин».

Когда кто-то из отцов услышал об этом, он помолился Богу со словами: «Господи, открой мне, почему один ради имени Твоего убегает от людей, а другой ради имени Твоего принимает их в свои объятия». И вот были ему показаны на реке два больших корабля: на одном были видны авва Арсений и Дух Божий, плывущие в безмолвии, а на другом – авва Моисей и ангелы Божии, которые плыли вместе с ним и кормили его сотовым медом.

15. Некогда старцы пришли к авве Арсению и настойчиво просили сказать им слово о безмолвствующих. Старец сказал: «Пока девица живет в доме своего отца, многие хотят к ней посвататься. Когда же она выходит замуж, то не всем уже нравится: одни ее уничижают, другие хвалят, и она уже не в такой чести, как раньше, когда была сокрыта от людских глаз. Так и дела души, будучи разглашены, не всем могут понравиться».

16. Авва Витим рассказывал: «Как-то раз я спускался в Скит, и какие-то люди дали мне несколько яблок, чтобы я раздал их старцам. Придя, я постучался в келию аввы Ахилы, чтобы отдать ему яблоки, он же сказал мне: „Поистине, брат, даже если бы это была манна, я не хотел бы, чтобы ты стучался ко мне, не ходи и в другие келии“. Тогда я вернулся в свою келию, а яблоки отнес в церковь».

17. Авва Диадох сказал: «Подобно тому как двери бани, если их оставить распахнутыми, вскоре выпустят весь жар наружу, так и душа, когда она хочет много беседовать, даже если порой и говорит что доброе, лишается своей теплоты через двери уст. Итак, прекрасно благовременное молчание, которое есть не что иное, как матерь премудрейших помыслов».

18. Авва Дула сказал: «Если враг принуждает нас оставить безмолвие, не будем слушать его. Потому что ничто не может сравняться с безмолвием в борьбе против врага, когда оно соединено с суровым пощением. Они дают остроту зрения внутренним очам».

19. Он же сказал: «Пресеки отношения со многими, чтобы в войне с врагом ты не испытывал преткновений и не был помрачен чин твоего безмолвия».

20. Авва Евседрий говорил: «Отсекай мiрские привычки, чтобы твой ум не возмущался и не было нарушаемо правило твоего безмолвия».

21. Один брат спросил авву Исаию: «Как до́лжно безмолвствовать в келии?» И старец ответил: «Безмолвие в келии означает полное повержение себя пред лицем Божиим и, насколько хватает сил, противостояние всякому помыслу, всеваемому врагом. Это и называется бегством из мiра».

Брат спросил: «Что есть мiр?» Старец ответил: «Мiр – это хитросплетения обстоятельств. Мiр – это действие вопреки природе и удовлетворение своих плотских желаний. Мiр – это помысел о том, что ты бессмертен в этом веке. Мiр – это забота о теле, а не о душе и похвальба тем, что после тебя останется. Не от себя я все это сказал, но апостол Иоанн говорит: „Не люби́те мiра, ни того, что в мiре“[151]».

22. Он же сказал: «Безмолвствующему необходимо ежечасно исследовать себя, миновал ли он уже тех, кто будет задерживать его душу в воздухе, и освободился ли от них, еще обретаясь в теле. Находясь еще у них в рабстве, он не может безмолвствовать».

23. Некий брат спросил того же старца: «Что необходимо делать безмолвствующему?» Старец ответил: «У безмолвствующего должны быть три дела: непрестанный страх Божий, молитва с терпением и неослабная память о Боге в сердце».

24. Авва Феодор Фермейский сказал: «Человек, познавший сладость келии, убегает от ближнего не потому, что презирает его».

25. Он же сказал: «Если я не отсеку от себя жалостливость, то она не позволит мне быть монахом».

26. Однажды авва Иосиф заболел и послал к авве Феодору сказать: «Поторопись, чтобы мне повидать тебя прежде моего исхода из тела». Была середина недели, и авва Феодор не пришел, но послал передать: «Если ты останешься до субботы, я приду, а если отойдешь, то увидимся в другом мiре».

27. Один брат пришел к авве Феодору, чтобы тот научил его плести корзины, и принес с собой лозу. Старец говорит ему: «Приходи завтра утром». Когда брат пришел, старец встал, замочил лозу, сделал первые узлы и, сказав: «Так и ты делай», оставил его. Войдя в свою келию, старец сел, а в положенное время предложил брату пищу и отпустил. Когда брат опять утром пришел к нему, старец сказал: «Забирай свою лозу и оставь меня, потому что ты вводишь меня в искушение и заботы», – и не позволил ему больше оставаться у себя.

28. Амма Феодора сказала: «Доброе дело – безмолвствовать, потому что разумный человек молчит.[152] Поистине великое дело для девы или монаха безмолвствовать, особенно если они еще юны. Но знай, что когда кто вознамерится безмолвствовать, тогда тотчас приходит к нему лукавый дух и начинает отягощать его душу унынием, малодушием и помыслами, а тело – болезнями, изнеможением, расслаблением колен и всего тела. Так он ослабляет все силы души и тела, и человек говорит: „Я болею и не имею сил совершить правило“. Но если мы будем трезвиться, то разорим все козни врага.

Был один монах, которого, как только пришло время начать правило, охватили озноб и горячка, его голова раскалывалась от боли, но он сказал себе: „Вот я болею и скоро могу умереть. Итак, встану и прежде, чем умру, совершу правило“. Таким помыслом он принудил себя к молитве. Когда