Услышав последнее слово, Габриэль дернул головой и приподнялся на локтях. Обращение Готтилфа ошеломило его. Как, все боги Элементоса, маг узнал, что перед ним сын мэнжа Семи островов? Габриэль с опасением взглянул на чародея, ничего не говоря. Потом крепко задумался, подбирая разумный ответ. Возможно, в горячке…

– Я бредил, – вслух подумал Габриэль. – Так ты понял, кого поймал твой вихрь?

– Вихрь был действительно моим, и ты действительно бредил… – пояснил маг, окинув взглядом Габриэля так, будто видел в первый раз. – Но о твоем высоком роде я узнал намного раньше, чем твои губы прошептали имя мэнжа Семи островов.

Чародей вытянул руку, положил ладонь на грудь Габриэлю и мягко надавил, предлагая мэйту опустить спину. Габриэль не стал противиться: расслабил руки, положил голову на подушку.

Он был потрясен! Мало того, что каждый встречный в Грэйтлэнде рано или поздно догадывался о его происхождении, так еще и делал это каким-то неведомым образом. Ну ладно Итан: мальчика видел схватку на берегу озера. Но Готтилф?..

– Не мучай себя догадками, не трать свои благородные силы зря. Все просто: на тебе лежит печать мэнжа.

Габриэль тяжко вздохнул, услышав о печати мэнжа – о волшебном знаке, невидимом для своего носителя, но открытого для других чародеев. Последний никчемный маг даже в пьяном угаре при взгляде на печать понял бы, что перед ним находится мэйт. Прочел бы ее, как страницу из книги.

Габриэль опять вздохнул, уставившись в потолок. Мысли стремительно ветвились, путались, заполняя горячую голову. Маг, очевидно, почувствовал, что мэйта сейчас лучше не трогать. Он молча поднял глиняную плошку, помешивая зеленоватый отвар.

Запах отвара был резким, неприятным и незнакомым. Впрочем, Габриэль уже смирился с тем, что каждый день, проведенный в Грэйтлэнде, открывал новые запахи и звуки. В этом даже имелось особое очарование. Но с тем, что отцовская опека следует тенью, смириться было сложно.

Неужели мэнж изначально опасался, что его сын сбежит из башни? Габриэль не мог в это поверить. Однако человек, указавший на доказательство, был реален, как боль в спине, и спокойно сидел рядом, шурша ложкой по кривым стенкам посудины. Подумать только, защита мэнжа, его магическая печать. Искусное, коварное, древнее колдовство. И очень полезное, если твой сын собирается сбежать в земли бездарей.

Габриэль мысленно похвалил отца, подивившись его хитрости, и укорил себя за то, что не в силах понять замысел мэнжа. Было ясно лишь то, что отец колдовал над ним и знал о побеге. Но когда это случилось? Габриэль не помнил, чтобы отец сплетал пальцы в знаке или шептал слова заклинания в его присутствии. Хотя… возможно, тем самым утром, когда он спал… Нет, тогда почему ни один из магов, встреченных после побега на Янтарном острове, а потом и на Безымянном острове, не обратил никакого внимания на мэнжа? А маг с Грэйтлэнда сразу заметил волшебную печать. Получалось, что защита либо начинала действовать спустя какое-то время, либо ее поставили перед самым отплытием на Безымянном острове. И первое, и второе звучало совершенно невероятно. Подобное заклинание, проявляющееся со временем? Чушь, вздор! Легче было поверить в то, что знак тайно поставили в ночь перед отплытием с Безымянного острова. Впрочем, время и место тайной волшбы не имело большого значения. Ее причина была намного важнее. Если отец, да продлит Тиррацея его жизнь, не желал отпускать пленника, то зачем поставил на него защиту? Если действительно верил, что ни стража, ни крепкая дверь не удержат ценного узника, то ограничился ли только магической печатью? Или… приказал кому-нибудь из своих верных людей следить за мэйтом?.. Возможно, именно поэтому путь до Безымянного острова казался чересчур спокойным. В любом случае океан не оставил надсмотрщикам ни малейшего шанса выполнить задание… О боги, Габриэль похолодел от следующей мысли: ему привиделся отец, чья ослабевшая рука отпускала листок с вестью о кораблекрушении.

– Готтилф, скажи, ты по-прежнему верен Аладару?

Чародей перестал мешать свое снадобье, внимательно посмотрел на Габриэля, словно все еще не верил, что перед ним сын мэнжа Семи островов.

– Я верен магии и четырем богам Элементоса, – уклончиво ответил Готтилф. – У тебя есть какая-то просьба… мой мэйт?

Габриэлю жутко не понравилось, с какой интонацией сказано последнее слово. Готтилф как будто произносил название болезни. При этом отнюдь не страшной. Что-то легко излечимое, вроде насморка. Поэтому у Габриэля сразу появилось второе желание.

– Во-первых, перестань говорить мне «мой мэйт». Я стараюсь не думать о своем прошлом, пока нахожусь в Грэйтлэнде.

После короткой паузы чародей продолжил спокойно мешать зеленоватое варево.

– Именно поэтому ты на глазах бездарей прыгнул в мой вихрь, пытаясь его рассеять?..

– На то была другая причина, – мрачно ответил Габриэль, признавая всю справедливость вопроса.

– Можно узнать какая?

– Это непростая история, – ответил Габриэль.

– А что «во-вторых»?

– Во-вторых, ты должен предупредить моего отца, что я жив и здоров. И я прошу тебя не как мэйт, а как маг.

Сделалось тихо; в сумраке коридора скреблась, словно голодная крыса, о камни чья-то цепь.

– Это будет сложно, – со вздохом сказал Готтилф. – Но думаю, я смогу тебе помочь. – Он подал Габриэлю плошку с отваром. – Пей.

Мэйт вдохнул неприятный пар, припал губами к краю плошки и начал жадно пить неизвестное зелье, только сейчас поняв, насколько сильно изнемогает от жажды. Прежде он никогда не позволил бы себе выпить неведомый отвар, поднесенный едва знакомым человеком, который к тому же отчего-то недолюбливал мэнжа Семи островов. Но сейчас… Обижать подозрением мага, способного послать весточку отцу, Габриэлю не хотелось. Да и вряд ли Готтилф выходил его лишь затем, чтобы потом отравить. К тому же отвар хоть и пах скверно на вкус, был куда лучше влаги веллиса, а главное – утолял жажду.

Отвар был непрост. В горячей жиже горчил хьюманит, но чудо-корень был явно не основным компонентом неизвестного зелья. Он лишь дополнял травянистый взвар, то появляясь, то исчезая в нем. Габриэль ощутил, как после первого глотка оживает магия, будто тоже хочет испробовать целебную влагу. Вместе с теплотой по телу разливалось чужое колдовство, наполняя руки и ноги силой, изгоняя боль из бока и головы. Отвар действовал невероятно быстро, словно после каждого глотка попадал прямо в кровь. Стало жарко, на лбу мгновенно выступил пот, но зато исчезло напряжение из мышц, как если бы над ними потрудились массажисты Семи островов.

Габриэль выпил отвар до капли, протянул пустую плошку чародею.

– Спасибо.

Мэйт хотел подняться, но Готтилф опять его остановил, положив ладонь ему на грудь.

– Пока ты должен лежать. Дай отвару разойтись как следует.

– Я пленник? – решил уточнить Габриэль, не понимая чрезмерной опеки со стороны мага.