— Давай сегодня ко мне, обсудим это дело. Решать нужно быстро, пока круги не пошли.

— Лады, — ответил Кислый, — вечерком заеду.

И повесил трубку.

Войдя в барак, Семен огляделся и, увидев свободную койку с номером семнадцать на спинке, направился к ней. И опять непонимание охватило его.

Койки здесь стояли вдоль стен, а вовсе не высились в два яруса; на нескольких из них спали люди. Вообще в бараке было чисто и тихо, совсем не так, как в фильмах про зону, где блатные урки режутся в карты, у параши копошатся опущенные, а в козырном углу млеет покрытый татуировками пахан, окруженный уголовной свитой.

Больше всего это напоминало армию, когда вся рота находится на занятиях, а в казарме отдыхают дневальные и те, кому по службе не пришлось поспать ночью. Но, поскольку Семен знал, что солдаты здесь только на вышках, то не мог подобрать более подходящего сравнения, чем концлагерь. И все равно непонятная тишина и чистота сбивали его с толку.

Один из находившихся в бараке людей не спал. На койке у окна сидел широкоплечий мужик и что-то шил, далеко отводя руку с иглой. Услышав, как открылась дверь, он поднял голову, скользнул по Семену равнодушным взглядом и вернулся к прерванному занятию.

Семен подошел к своей койке и, недолго думая, завалился на нее. Закрыв глаза, он только теперь почувствовал, как устал за эти пять суток дороги. По телу, наконец-то ощутившему почти мягкий матрас и маленькую жестковатую подушку, пробежала приятная волна истомы. Семен улыбнулся, удивляясь сам себе, и подумал, что зона зоной, а поспать не мешало бы.

Но только он приготовился уснуть, как койка, на которой сидел тот, который шил что-то, заскрипела, и Семен услышал неторопливые шаги. Он подобрался, но глаз не открывал, а только внимательно прислушивался к звуку шагов. Мужик прошел к дальней стене барака, там что-то скрипнуло, зашуршало, потом негромко хлопнула какая-то дверца, и шаги стали приближаться. Семен напрягся и приготовился ко всему. Мужик подошел почти к самой койке, на которой лежал Семен, и остановился. Семен медленно приоткрыл глаза, и в это момент на его живот что-то мягко шлепнулось.

Семен вскочил и увидел, что стоявший в двух шагах от него мужик внимательно смотрит на него без всякого выражения, а то, что упало Семену на живот, оказалось стопкой одежды. Только сейчас Семен обратил внимание на то, что и широкоплечий мужик, и спавшие на койках люди были одеты в добротную серую спецодежду.

— Меня зовут Портной, — сказал мужик, — пойди в кочегарку и прими душ. От тебя несет, как… В общем, помойся с дороги.

Он повернулся к Семену спиной и пошел на свое место.

Семен посмотрел ему вслед, подобрал с полу одежду и спросил:

— А где кочегарка-то?

— Направо до конца, там увидишь, — ответил Портной, не поворачивая головы.

Семен пожал плечами и вышел из барака.

Повернув направо, он пошел вдоль низкого заборчика, отгораживавшего казавшиеся неуместными здесь сварные конструкции армейских тренажеров. Какие тут могут быть тренажеры, подумал Семен, это же не армия, а зона! И вообще — где зеки, где вертухаи? Может быть, он не туда попал?

От этой мысли Семену стало смешно, и он криво улыбнулся.

Наконец дорожка привела его к невысокому кирпичному строению, которое, судя по огромной куче угля, не могло быть ничем иным, кроме кочегарки. Уголь, однако, был сложен аккуратно, и черная земля вокруг кучи была подметена.

Подойдя к двери, Семен толкнул ее и вошел внутрь.

Сидевший рядом с работавшим котлом человек в такой же серой униформе читал книгу. Он поднял голову и, увидев Семена со шмотками под мышкой, молча ткнул большим пальцем через плечо, где в конце помещения виднелась открытая дверь, за которой привлекательно сверкал мокрый кафель.

Семен кивнул в ответ и, подумав, что народ тут не очень-то разговорчив, пошел туда. Скинув одежду, он помедлил и бросил ее в мусорное ведро, стоявшее в углу. Теперь она была не нужна. До конца жизни ему придется носить эту серую робу, а дальше… А дальше — интересно, подумал Семен: как тут избавляются от трупов?

Этот Савелий, как его… Штерн, он вроде говорил, что грохает тут всех направо и налево, — думал Семен, энергично намыливая голову, — так куда он покойников девает? Может, на кухню, чтобы добро не пропадало?

Семен рассмеялся и подумал, что у него сегодня настроение какое-то странное — то улыбается, то смеется, мысли лезут дурацкие… А может быть, это просто реакция на то, что наступила хоть какая-то определенность? Кончилась судебная бодяга, и его наконец привезли куда надо и посадили… Семен вздохнул и стал намыливать голову по второму разу.

Выйдя из кочегарки, он поднял голову и посмотрел на небо.

Голубое небо, чистый воздух — все, как Штерн говорил. Но что же он имел в виду, когда сказал, что это небо окажется для Семена меньше овчинки?

Штерн… Немец он, что ли, подумал Семен и, чувствуя, как его тело радуется чистоте и свежести, бодро направился в свой барак. Непонимание происходящего достигло того уровня, когда терпеть стало трудно, и он решил во что бы то ни стало разузнать у того здоровяка, который дал ему одежду, что же тут происходит.

Войдя в барак, Семен удивленно остановился у двери.

Когда он уходил, в бараке было четверо спящих и еще этот мужик, а теперь на койках сидели и лежали человек тридцать. Каждый занимался чем-то своим, и Семен не сразу понял, что так удивило его. Лишь через несколько долгих секунд до него дошло, что в бараке было по-прежнему тихо. То есть звуки-то были, но как в театре перед поднятием занавеса. кто-то кашлянул, звякнула упавшая на пол ложка, заскрипела койка, один из «курсантов» взбивал тощую подушку, пытаясь сделать ее попышнее… Звуки были, но никто не произнес ни единого слова.

Несколько человек повернули головы в сторону Семена, но тут же равнодушно отвернулись. Семен прошел к своей койке и, сев на нее, уставился в затылок Портному, который сидел на койке и смотрел в окно. Почувствовав взгляд, тот медленно обернулся.

Взгляд его ничего не выражал, не был он ни угрожающим, ни многозначительным, но Семену стало не по себе, и он отвел глаза. Портной тоже отвернулся, но Семен чувствовал, что внимание этого странного мужика сосредоточено на нем, и прежнее беспокойство снова охватило его.

Вдруг на улице послышался дикий крик, и Семен, вздрогнув, посмотрел в сторону двери. Но тут же, обратив внимание на то, что, кроме него, никто не отреагировал, взглянул на Портного, который сидел вполоборота к Семену. Затем нахмурился, встал и решительно пошел к двери.

Распахнув ее, он остановился как вкопанный.

Попав сюда несколько часов назад, он уже успел устать от непонимания и был готов принять как должное все, что бы ни увидел, но то, что предстало его глазам, не лезло ни в какие ворота.