— И как долго я была в коме? — Лекарство начало действовать, и Анну уже перестало трясти как осиновый лист.

— Достаточно долго, 28 дней.

Лакрицина озадаченно замолчала, она переваривала услышанную новость. Конечно, Аня понимала, что с ней что-то случилось, но чтобы так серьезно! Нет, она к такому повороту явно не была готова. Веки у нее снова стали тяжелыми, и Анна довольно быстро уснула, на этот раз уже спокойно и без сновидений.

Лакрицина проснулась посреди ночи от дикой жажды. С трудом села на кровати и посмотрела на тумбочку — слава богу, на ней стоял графин с водой и стакан. Слабыми руками Анна налила себе воды, расплескав чуть ли не половину стакана, и залпом жадно ее выпила. Сейчас она чувствовала себя гораздо лучше, чем несколько часов назад. В палате было темно, горела только небольшая лампа над дверью, и в стеклянные перегородки палаты пробивался свет из коридора. Лакрицина попыталась встать с кровати, и ей это почти удалось, но в последний момент снова закружилась голова, и Анне пришлось сесть.

— Не все сразу, — пробормотала она и принялась уже более внимательно изучать свою палату. То, что она была одноместная и очень чистая, да к тому же в углу обнаружился выключенный телевизор, который был расположен на стене рядом с «Грачами», говорило о том, что палата платная. Видимо, родители и Антон отвалили больнице приличную сумму за такое к ней отношение и за хороший уход. Конечно, потерять единственную дочь и любимую жену никто не хотел.

Анна немного отдышалась и повторила попытку подняться на ноги, на этот раз все получилось, но из-за адской слабости она никуда не пошла, а просто стояла возле кровати, опершись рукой о тумбочку. Кроме головокружения и легкой тошноты Анна теперь явно ощутила тянущую боль внизу живота и, приподняв подол больничной сорочки, увидела небольшой шрам, который уже начинал подсыхать и затягиваться.

Лакрицина прилегла на кровать и закрыла глаза, так комната прекращала вращаться и было гораздо проще сосредоточиться на происходящем.

«Значит, у меня был приступ аппендицита и, скорее всего, перитонит. После операции резко поднялась температура, заражение крови и, видимо, кома. Удивительно, я была уверена, что кома — это что-то киношное и с реальными людьми ничего подобного не происходит». Анна уже практически успокоилась. Что бы ни случилось раньше, теперь все уже позади, скоро ее выпишут домой, и она навсегда забудет этот ужас — когда она открыла глаза и не могла понять, где находится и что с ней происходит.

«Странно только, что я практически ничего не помню». Анна нахмурилась и автоматически потерла лоб. Воспоминания обрывались где-то в районе дня рождения. Она вспомнила, как Антон неуклюже резал яйца в салат, а потом, кажется, пришла Катерина. На этом все четкие воспоминания заканчивались, а дальше шла какая-то липкая ерунда, которая ужасно раздражала Анну и даже немного пугала.

«Хорошо, сейчас я снова лягу спать, а утром, когда придет Антон или родители, все у них спрошу». На этом она успокоилась окончательно и в третий раз за эти бесконечные сутки уснула.

Утром Анну разбудила та самая медсестра, которая вчера колола ей успокоительное. Лакрицина проснулась в хорошем настроении, чувствовала себя тоже неплохо, поэтому догадалась прочитать имя медсестры на бейджике, который был прикреплен к ее форме. «Марина Максимова» — Анна улыбнулась:

— Какие у нас планы на сегодня, Марина?

— Сначала я возьму у вас анализы, затем принесу в палату завтрак, потом вас осмотрят специалисты и сделают выводы о вашем состоянии. Насколько я знаю, вы до сих пор сами не ходите, к ногам еще не вернулась чувствительность? Конечности после комы восстанавливаются дольше всего.

— Нет, я просыпалась ночью и сама дошла до туалета, только очень медленно, и меня еще шатает из стороны в сторону.

— Ну, в вашем состоянии это вполне нормально. Думаю, если так дела пойдут дальше, то мы вас через неделю выпишем домой.

— Что так долго? — Анна приуныла, и хотя палата у нее была платная и к ней в любое время пускали родственников, больница оставалась больницей, и задерживаться в ней совершенно не хотелось.

— Давайте поговорим об этом позже, — улыбнулась Марина, — после осмотра и выводов специалистов. Если с вами все в порядке, никто вас здесь насильно держать не станет.

Анна кивнула и отвернулась, пока медсестра брала у нее кровь из вены и из пальца. Лакрицина дотянулась до пульта, который лежал на тумбочке, и включила телевизор. Шел какой-то бесконечный российский сериал «про любовь», и она решила, что в данной ситуации такая бездумная жвачка для мозга будет ей в самый раз.

Марина собрала анализы и ушла из палаты, а Анна осторожно сползла с кровати и медленно-медленно поплелась в туалет. И хотя до него было меньше двух метров, шла она минуты четыре, не меньше, то и дело останавливаясь и держась за стену, чтобы не упасть. Ноги у нее до сих пор были словно ватные, и хотя она их чувствовала и они ее держали, постоянный дискомфорт очень раздражал. Радовало одно: после того как у нее убрали катетер, ходить в туалет по-маленькому она могла самостоятельно. Оказывается, это такое счастье, когда хочешь пописать, и это у тебя получается!

Затем Анна помыла руки, посмотрела на себя в зеркало и отшатнулась, едва не упав на спину. На нее смотрела бледная шатенка с грязными слипшимися волосами и огромными черными полукружьями под впалыми глазами. Лакрицина, конечно, понимала, что из комы красавицами никто не выходит, конечно, если это не тот самый сериал, который она включила сегодня утром в палате. Аня чувствовала, что сильно похудела, это можно было понять и без зеркала, только посмотрев на свои ноги, но почему у нее темные волосы, этого она понять не могла.

Лакрицина опустила крышку унитаза и села на него, крепко держась одной рукой за раковину. Сердце стучало где-то в горле, дыхание перехватывало. Анна всю жизнь, всегда, сколько себя помнила, была блондинкой, яркой платиновой блондинкой, она никогда в жизни бы не согласилась перекраситься в этот мышиный цвет. Ее покрасили в больнице? Но это же бред, кому это нужно, да и зачем?

Анна осторожно встала и снова посмотрела на себя в зеркало: так и есть, длинные, спутанные, грязные волосы, темные, очень темные, и даже если помыть голову, она от этого в блондинку точно не превратится. Лакрицина вышла из туалета и снова ужасно медленно вернулась на кровать.

«Быть может, это побочный эффект от какого-либо лекарства? — рассуждала она, пытаясь унять отчаянно колотящееся сердце. — Понятно, что в меня за эти 28 дней вливали лошадиные дозы всякой фигни. Могут ли волосы стать темными от лекарств?»

Анна бы тотчас загуглила этот вопрос в Интернете, но, как оказалось, сотового телефона у нее не было. Лакрицина дотянулась и нажала кнопку вызова медсестры, которая была у нее в изголовье кровати.

Марина пришла минуты через три.

— Что-то случилось? Сейчас принесу вам завтрак. — Медсестра подумала, что Анна проголодалась.

— Скажите, когда меня привезли в больницу, какого цвета я была? — У Лакрициной дрожал голос. — Кто посмел перекрасить меня без моего согласия? Да я вас по судам затаскаю! — Анна все-таки сорвалась на крик. — Какое вы имели право так надо мной издеваться?!