Мне следовало предвидеть, что в конце концов мы к этому придем.

– Но я многое видел, – пытаюсь я возражать, – и я все это наблюдал. Я знаю, как это устроено.

– Со стороны? Не думаю, что можно много понять, будучи сторонним наблюдателем.

– Мне кажется, ты недооцениваешь тот факт, что некоторые повороты в любовных отношениях можно легко предсказать.

– Я люблю его, – произносит она. – Знаю, что тебе этого не понять, но я-то понимаю.

– Он не стоит твоей любви. Я наблюдал его изнутри. И я знаю ему цену.

– Всего лишь один-единственный день. Ты знал его только один день.

– И ты поняла, каким он мог бы быть, тоже за один день. Ты стала любить его больше, когда им был я.

Я снова хочу взять ее за руку, но на этот раз она говорит:

– Нет. Не трогай.

Моя рука замирает на полпути. Я проигрывал в голове множество вариантов нашей беседы, а этот даже и не рассматривал: она мне верит, но это не означает, что она ответит на мои чувства.

– У меня есть любимый, – твердо произносит она. – Я знаю, что он тебе противен, бывают ситуации, когда он и мне становится противен. Это то, что я имею в реальности. Ну а ты, надо признаться, меня убедил. Я теперь действительно верю в то, что те пять разных людей, с которыми я встретилась за эти дни, – это был один ты. Это, вероятно, означает, что я так же безумна, как и ты. Вот ты говоришь, что любишь меня, но на самом деле ты ведь меня совсем не знаешь. Ты встречался со мной всего неделю. И мне не кажется, что такой малости мне будет достаточно, чтобы решиться ради тебя изменить свою жизнь.

– Но разве ты не чувствовала тогда, что любишь меня? Там, на берегу? Разве тебе не казалось, что все у нас складывается правильно?

На глазах у нее выступают слезы. Прикусив губу, она кивает.

– Все так. Но я не понимаю, к кому относились эти чувства. Даже если я и поверила, что это был ты, тебе нужно понять одну вещь: мы с Джастином давно знакомы, у наших отношений есть история. С незнакомым человеком мне не было бы так хорошо.

– Почему ты так решила?

– Не знаю. Просто мне так кажется. Не знаю.

Она смотрит на свой мобильник. Я понимаю, что, независимо от того, надо ей на самом деле идти или нет, это верный признак, что она собирается закончить разговор.

– Мне пора возвращаться, опаздываю на ужин.

– Спасибо, что ради меня проделала весь этот путь, – произношу я.

До чего же мне неловко!

– Увидимся снова? – спрашиваю я.

Она кивает.

– Я собираюсь тебе это доказать, – говорю я. – Я покажу тебе, что это такое на самом деле.

– Что – это?

– Моя любовь.

Ее это пугает? Смущает? Или вселяет надежду?

Не имею понятия. Я знаю ее еще недостаточно близко.

Том меня огорчает сразу по двум пунктам: первый – это мой поход в «Старбакс», и второй – я опоздал к ужину, так как мне пришлось потом тащиться пешком две мили, а Том не растерялся и быстренько умял мою порцию. Отец меня, кстати, хорошо отругал.

– Надеюсь, она стоила ужина, – поддразнивает Том.

Я отвечаю ему безучастным взглядом.

– Слушай, старик, только не вздумай мне вешать лапшу на уши; никогда не поверю, что ты таскался туда, чтобы попить кофе да послушать музычку. Я знаю, ты не такой тупой.

Я продолжаю молчать.

Меня посылают мыть посуду. На кухне я включаю радио; когда наступает время местных новостей, я слышу голос Натана Долдри.

– Расскажи-ка нам, Натан, что с тобой произошло в прошлую субботу, – предлагает ведущий передачи.

– Я был одержим дьяволом, другого слова не подберешь. Я не владел своим собственным телом. Считаю, мне крупно повезло, что я вообще остался в живых. И я прошу всех, кто когда-нибудь тоже прошел через это хотя бы один раз, связаться со мной. Скажу тебе откровенно, Чак: очень многие думают, что я свихнулся. В школе все постоянно надо мной потешаются. Но я-то знаю, что со мной случилось. И уверен – я такой не один.

И уверен – я такой не один.

Эта фраза продолжает назойливо звучать у меня в ушах. Хотел бы я обладать такой же уверенностью.

Я не хочу быть единственным.

На следующее утро я просыпаюсь в той же комнате.

И в том же теле.

Просто не верится. Ничего не понимаю. После всех этих лет!

Я смотрю на стену. Оглядываю свои руки. Простыни.

А затем поворачиваю голову налево и вижу Джеймса; он спит в своей постели.

Джеймс.

И тогда я наконец понимаю: я сейчас не в том же теле. И лежу не на старом месте.

Нет, сегодня я его брат-близнец Том.

Прежде у меня никогда не бывало такой возможности. Я наблюдаю за тем, как Джеймс просыпается, выходит из того состояния, в каком он был весь вчерашний день, не контролируя свое тело. Я ищу на его лице следы того, что с ним произошло: не ощущает ли он утраты воспоминаний, не трудно ли ему пробуждаться от того не слишком-то обычного сна. Но все, что я вижу, – это знакомый процесс пробуждения брата, готового встретить новый день. Если он и чувствует себя как-то странно, как-то по-другому, то на нем это никак не отражается.

– Куда ты так уставился, старик?

Это говорит не Джеймс, а наш старший брат Пол.

– Да просто смотрю, не совсем еще проснулся, – бормочу я.

Но на самом-то деле я не отрываю глаз от Джеймса. И в автобусе наблюдаю за ним, и за завтраком. Он выглядит не вполне обычно, но в его поведении нет ничего такого, чего нельзя было бы списать на плохой сон.

– Как самочувствие? – спрашиваю я.

Он ворчливо отвечает:

– Да нормально. Спасибо за заботу.

Я решаю притвориться, что ничего не знаю. Именно этого он от меня ожидает, так что мои вопросы не будут выглядеть подозрительно.

– Чем занимался после тренировки? – спрашиваю я его.

– Ходил в «Старбакс», а что?

– И с кем же ты туда ходил?

Он смотрит на меня так, как будто я пропел этот вопрос фальцетом.

– Да просто забежал выпить кофе, понял? Я был один .

Я молча изучаю его лицо, стараясь понять, не пытается ли он скрыть сам факт своего разговора с Рианнон. Решаю, что вряд ли: попытка соврать мигом бы отразилась на его лице.

Он и в самом деле ее не помнит. Не помнит, что смотрел на нее, что разговаривал с ней. Что был с ней.

– Ну а почему ты так долго там просидел? – подозрительно спрашиваю я.

– Ты что, таймер включал? Я тронут!