Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А, это ты? – отозвался тот. – Как отдыхается? – В трубке звучала отдаленная музыка. – Я вот в ресторан решил сходить со своей половиной.
– Ресторан – это хорошо, – проговорил Иван и, на всякий случай понизив голос, произнес: – А я у Кати был.
– И как она, Катя твоя?
– Плохо.
– Почему плохо? – удивился Семен.
– Ей хозяева звонят. Денег требуют, угрожают. Послушай, Сэм, надо что-то делать. Идти к ним, разбираться.
– Денег? – удивился Семен. – А она разве не прописана в квартире? Они не имеют права ее выселить, если осталась прописка. И никаких денег не могут требовать.
– То-то и оно, что она выписалась! В какую-то комнатенку в Подмосковье. Написала дарственную на чужую тетку и выписалась, представляешь? Такой лапши ей на уши навешали, просто диву даешься… – Иван вздохнул и замолчал.
– Ясно, – проговорил Семен задумчиво. – Ну ладно. Документы-то какие-нибудь есть у твоей Кати? Что они ей обещали, когда уговаривали дарственную подписать?
– Я не знаю, – растерялся Иван. – Вроде бы денег обещали. Много.
– Ну тогда должна быть нотариальная расписка. Вот ты ее об этом и спроси. Пусть отдаст расписку и скажет телефон этих уродов. А там уж порешаем.
– Хорошо, – согласился Иван.
– Ну лады. Созвонимся, Палыч. А то супруга скучает. Я ей потанцевать обещал.
– Пока, – попрощался Иван.
Он отложил телефон на столик и задумался. Вдруг у Кати нет никакой расписки? Вдруг она настолько наивна, что поверила, что ей дадут денег, на словах? А что, такая вполне могла. И придется раздобывать деньги и платить долги, а где их взять, такие деньги?!
От переживаний у Ивана разболелся желудок. Он испугался, что у него вновь откроется язва, и вспомнил, что забыл сегодня принять лекарство. Вышел в кухню, убедился, что Маши там нет, выпил таблетку, снова вернулся к себе и позвонил Кате. Она ответила тотчас, словно дежурила у телефона.
– Да.
– Катюша, это я.
– Слышу, что вы.
– Как ты? – спросил Иван.
– Нормально. – Тон у нее был какой-то странный и отчужденный. Ивану показалось, что рядом с ней кто-то есть.
– Ты… тебе неудобно говорить?
– Почему? Удобно. А что вы хотели?
– Я хотел спросить – есть ли у тебя расписка о том, что тебе обещали денег?
– Расписка? Какая расписка? – рассеянно проговорила Катя.
– Ну как же, – упавшим голосом произнес Иван. – Тебе же денег обещали за то, что ты напишешь дарственную. Должна была быть расписка.
– А, точно. Была какая-то бумажка. Я ее куда-то задевала, завтра поищу. Сейчас устала, поздно уже, спать хочется. – Она зевнула, как показалось Ивану, нарочито.
Он понял, что ей не терпится положить трубку.
– Хорошо, – сказал он, – ты завтра поищи. А сейчас ложись. Я утром позвоню.
– Ладно. Спокойной ночи.
Она отключилась. Иван постелил себе на диване и лег. Его одолевали разные мысли. Почти все они были о Кате. Он удивился сам себе, как быстро он позабыл Лидию. Точно ее и не было. Еще он думал о Зойке. Его терзала обида – за себя, за покойную Нину. Несправедливо это все, ведь они с Ниной встретили Зойку как родную. Отдали им с Борькой квартиру Нининой покойной матери. Дарили дорогие подарки, звали в гости, накрывали роскошный стол. А ей с самого начала все казалось мало. Сидела бы в своем Владимире и не рыпалась, а то принесло ее в Москву, а Борьку угораздило в нее втюриться…
С Зойки Иван снова переключился на Катю, на ее странное поведение, потом на предстоящий рабочий день. Он ворочался с боку на бок, перекладывал подушку то так, то сяк и наконец забылся тяжелым и тревожным сном.
Утром Иван вновь позвонил Кате.
– Ну что, нашла расписку?
– Чего? – протянула она сонно. – Какую еще расписку?
Иван разозлился было, но долго сердиться на Катю у него не получалось.
– Мы же договорились, ты ищешь расписку от хозяев, в которой они обещают дать тебе деньги за то, что ты пишешь на них дарственную.
Он старался говорить как можно спокойней и мягче, что удавалось с трудом – Иван ехал в переполненном троллейбусе и его со всех сторон толкали и тискали другие пассажиры.
– А, да, помню. Я пока не искала. Я еще сплю.
– Найди ее, пожалуйста, – попросил Иван со всей убедительностью, на которую был способен, – она нам очень нужна.
– Кому это нам?
– Мне и моему другу. Мы хотим съездить к твоим хозяевам и побеседовать с ними. Пусть отдают деньги, или мы будем судиться и оспаривать дарственную. – Иван заметил, что на него оглядываются люди и быстро проговорил: – Ищи расписку, Катя. Я попозже перезвоню.
Едва он вышел из троллейбуса, позвонил Семен.
– Ну как?
– Пока никак, – грустно ответил Иван.
– Что значит «никак»? Я сегодня после обеда свободен. Могли бы сгонять к обидчикам твоей Кати.
– Эх, – расстроился Иван. – Она никак не найдет эту чертову расписку.
– Как так? – рассердился Семен. – Это что, так трудно – бумажку отыскать?
– Ну не могу же я ее силой заставить искать, – стал оправдываться Иван. – Придется, наверное, ехать к ней и самому все делать.
– Балуешь ты ее, Палыч, – строго проговорил Семен, – не к добру это. Кто она тебе? Никто. И знать ты ее совсем не знаешь. А девчонка уже вертит тобой, как хочет.
Иван молчал, понимая, что приятель прав. Но лишь отчасти. Если бы Семен видел Катю, ее бледное худое личико, беззащитный взгляд, хрупкие плечики – возможно, он бы не стал судить столь строго.
– Ладно, – смягчился Семен. – Отработай сегодня и поезжай к своей подопечной. Разыщи бумагу, на днях съездим.
Ивану уже и самому было ясно, что расписку Катя без него и искать не станет. Стало быть, придется после работы тащиться на другой конец города, рыться в кладовке – наверняка бумажка там, валяется где-нибудь между картинами. И что, интересно, он скажет Маше?
Одолеваемый сомнениями, Иван добрался до офиса, набрал заказов, расписался в журнале и поехал на заработки. Освободился он лишь в восемь вечера. В течение дня Иван несколько раз звонил Кате, но она то не подходила, то была не доступна. А когда наконец взяла трубку, сказала, что ее посетило вдохновение и она работает над картиной. Иван махнул рукой, спустился в метро и без четверти девять был у нее.
Катя встретила его на пороге, она была в старенькой майке и крошечных джинсовых шортиках. Лицо и руки измазаны краской.
– Что вы так поздно? – Она внимательно разглядывала Ивана, который падал с ног от усталости.