– Что… какая расписка… – Он никак не мог опомниться, сжимая ладонями ее осиную талию, боясь очнуться и понять, что все произошедшее сон.

– Ну ты же говорил, что искал расписку, – спокойно произнесла Катя, легонько поглаживая его по щеке.

– Замолчи. Как ты можешь… – Он притянул ее к себе, уткнулся носом в ее теплую ключицу.

– Я и не такое могу. – Она тихонько засмеялась, но, однако, не шевелилась, с удовольствием нежась в его объятиях.

Так они лежали еще минут двадцать. Потом Иван спохватился:

– Ты с мокрой головой. Замерзнешь.

– Не замерзну. – Она приподнялась на локте и посмотрела на него внимательно, зрачки у нее были черными и огромными. – Ты останешься?

– Останусь.

Иван представил себе, что будет значить для него это «останусь». Скандал с Машей, бессонная ночь перед рабочим днем. Все это лежало на одной чаше весов, а на другой были Катины розовые губы и ее взгляд, серьезный, без улыбки, проникающий в самую душу. Вторая чаша, безусловно, перевешивала.

– Останусь, – повторил Иван и поцеловал Катю в эти самые губы. – Но мне нужно позвонить.

– Звони. – Она легко спрыгнула на пол, голая прошла через комнату и скрылась в коридоре.

Вскоре до Ивана донесся запах табачного дыма. Он встал, кое-как привел себя в порядок. Достал телефон, обреченно глянул на экран – одиннадцать. Странно, что Маша до сих пор не звонила. Он набрал ее номер.

– Да, – отозвалась она. Голос ее звучал глухо и как-то отстраненно.

– Привет, – бодрым тоном произнес Иван.

– Привет. Ты где? Еще на работе?

– Нет, что-ты, какая работа!

– Вот и я думаю, что для работы поздновато, – сказала Маша.

– Послушай, доча… – Иван замялся, не зная, какие слова подобрать. – Послушай, я сегодня… не приду.

– Как не придешь? – в ее тоне наконец послышались живые нотки.

– Я… переночую у Сереги. – Иван сказал и тут же пожалел. Это было глупо.

– У Сереги? Пап, снова говоришь неправду? Ну какой Серега? Ты меня совсем за дуру держишь?

– Почему за дуру? Мы… мы решили посидеть. Не бойся, пить не будем. Если только самую малость – завтра с утра по заказам.

– Я не верю тебе, – тихо сказала Маша, – ты не у Сереги. Кто она?

– В смысле? – растерялся Иван.

– Кто эта женщина, к которой ты ходишь последнюю неделю? Ведь не с призраком же ты общаешься все это время? Не у него собрался ночевать?

– Послушай, Маша, я завтра все тебе объясню. Честное слово, приеду после работы, мы сядем и обо всем поговорим.

– Что я могу сказать? Ты взрослый человек. Смотри, береги себя… И кстати! Ты помнишь, что завтра должен быть на консультации в гастроэнтерологии? Доктор ждет тебя к часу.

Иван растерянно смолк. Конечно, он не помнил ни о какой консультации, вернее, теперь только начинал припоминать, что Трефилов перед выпиской из больницы зашел к нему в палату и предложил в частном порядке первое время раз в две недели наблюдаться у него по поводу язвы. Маша тут же ухватилась за его слова: «Тебе это необходимо, будешь ходить как миленький!» Стало быть, теперь не отвертишься.

В трубке повисла многозначительная тишина.

– Я так и знала! – наконец произнесла Маша. – Все забыл! Тебе до лампочки. Врач переживает, а ты…

– Я схожу в больницу, – поспешно перебил ее Иван. – Обещаю! Как раз в обеденный перерыв и схожу. Не волнуйся.

Маша скептически хмыкнула, но больше говорить ничего не стала и попрощалась.

Иван облегченно вздохнул и вытер влажный лоб. Он поднял с пола мокрое полотенце и зашел в кухню. Катя нагишом сидела на табуретке и дымила третьей по счету сигаретой. Два окурка уже плавали в банке с водой.

– Позвонил? – Она вопросительно поглядела на Ивана.

– Да.

– Дочке звонил?

Иван кивнул.

– И что она сказала, твоя дочка?

– Какая тебе разница? – Иван зажег газ и поставил кипятиться воду. – Завтра купим чайник.

Катя рассеянно наклонила голову. Он ласково обнял ее и поцеловал в макушку.

– Оденься, снова простынешь. И хватить дымить. Вон, голос так и не вернулся. Да и негоже девушке быть такой курильщицей.

– Ой, ой, давай только без нравоучений. – Катя смешно наморщила носик, однако сигарету послушно потушила и ушла в комнату.

Вскоре она вернулась все в тех же шортиках и майке. Волосы, так и не высохшие, она собрала на затылке и подколола заколкой.

– Есть хочется! У нас что-нибудь осталось? – Она заглянула в холодильник и вытащила оттуда изрядно укороченный батон колбасы.

– Погоди, сейчас картошку сварю, – попробовал было остановить ее Иван, но она, не слушая его, уже отхватила ножом кусок колбасы и отправила в рот. – Эх, Катя, Катя. – Он глянул на нее с нежностью. – Какая ты анархистка! Все делаешь неправильно. И расписку не нашли, – вспомнил Иван, но в глубине души ему было сейчас плевать на это.

Он все же сварил картошку, растопил в ней масло, нарезал салат и заставил Катю поесть нормально. Затем они разобрали диван, постелили свежее белье и улеглись. Время было глубоко за полночь. Иван поставил будильник на семь утра.

– Ужас, – шепнула Катя и обняла его своими длинными, похожими на змей, руками.

Иван тут же потерял счет времени и провалился в сладостную сказку…

Наутро он едва встал. Глаза слипались, в голове гулко звенело. Катя крепко спала, раскинувшись во весь диван, волосы ее разметались по подушке, лицо во сне пламенело. Он бережно поцеловал ее, раз, другой. Она тихонько застонала, губы ее страдальчески скривились:

– Не надо, пожалуйста… я не могу…

Иван с удивлением поглядел на нее и понял, что это она во сне.

– Спи, моя хорошая. – Он осторожно погладил ее по голове, убрал с лица волнистые пряди. Оделся, выпил кофе и уехал на работу.

Все утро он был словно в прострации, говорил и действовал на автопилоте, в мыслях была лишь Катя, минувшая ночь, вкус ее сладких губ, тихое ароматное дыхание…

Иван очухался лишь к полудню и вспомнил про Трефилова. Самому ему было все равно – ну пропустит он один визит, ничего страшного не случится. Но Машу жалко, снова начнет дергаться, переживать. Иван дождался перерыва между клиентами и позвонил в больницу.

– А, Иван Павлович! – приветствовал его Трефилов. – Как дела? Как самочувствие? Вы помните, что должны наблюдаться у нас?

– Я как раз по этому поводу, – мрачно проговорил Иван.

Разговор с Трефиловым напомнил ему о недавней болезни, и воспоминание это было не из приятных.