Захотелось упасть в обморок, но её цепкий взгляд не отпускал меня. Он устремился куда-то глубоко внутрь, в самую душу, и я с ужасом почувствовал, как из меня вытягиваются силы и… жизнь? Вместе с этим, появилось стойкое убеждение, что девочка проникает мне в голову, пытается вытолкнуть меня из моего же сознания, чтобы завладеть моим разумом полностью. Этого я никак не мог допустить. Это означало бы конец.

Огромным усилием воли я собрал остатки сил в кулак и начал сопротивляться. Девочка злобно фыркнула, явно не ожидая сопротивления, поморщилась и скорчила устрашающую гримасу, пытаясь напугать ещё сильнее. Давление с её стороны усилилось. Я начал думать о Ксюхе. О том, что станет с ней, если я вдруг проиграю в этой безумной борьбе за собственное тело. Что, если это существо, напитавшись мной, станет сильнее, и уже без труда высосет жизненные соки из Макса и Серёги. И тогда, рано или поздно, она доберётся и до Ксюхи, и никакая дверь там уже не поможет, в этом можно было не сомневаться. Я содрогнулся, представив такой исход. Страх за Ксюху взбодрил словно укол адреналина в сердце и оказался сильнее страха перед мерзкой тварью. Я почувствовал, как начал медленно, но верно вытеснять из себя эту суку обратно. Вены на моём лбу вздулись и запульсировали от напряжения, кулаки сжались так, что, наверное, побелели костяшки пальцев. Меня затрясло.

Почувствовав, как потекли по щекам слёзы, я застонал сквозь стиснутые зубы и увидел на лице девочки нескрываемое удивление. У меня получалось! Я давил на неё изо всех сил, ещё и ещё, пока, наконец, не почувствовал, что вновь стал единственным хозяином своего разума. Девочка скалила пасть и шипела, но я не мог не ощутить, как её хватка ослабла. Видимо, тварь тоже потеряла немало сил. Перед глазами вдруг замелькали странные картинки и образы: мёртвые, иссохшие тела среди торчащих вверх сталагмитов в холодной сырой пещере, затем деревянная клетка с прочно связанными между собой прутьями, языки факелов в руках каких-то чумазых крестьян, к которым я почему-то испытывал лютую ненависть. После этого я увидел пугающий до смерти рассвет, и картина сменилась давящей темнотой и жутким чувством голода, который буквально выгрызал меня изнутри. Потом – искусственный свет, рабочие в касках, туннели. Сдвигающаяся стрелка путейного перевода, проносящиеся мимо поезда. И в конце – мы, четверо, смеющиеся на платформе напротив названия станции. Чёрт, да я же в башке этой твари! Может ли быть так, что после того, как я вытолкнул её из себя, связывающая нас ментальная нить не разорвалась, и по инерции я какой-то частью попал в её разум? В следующую секунду девочка с силой оттолкнула меня. Моя голова дёрнулась, и я полетел назад, в постамент с памятником, глухо ударившись об него затылком. В глазах поплыло.

Динамик наверху вновь затрещал:

– НА-АЙДИ МООЕГО МИ-ИШ-КУ. ИЛИ ОН, – девочка указала на Серёгу, – УУМ-РЁТ.

После чего она подняла с пола мой выпавший из рук новый фонарик и со всей дури зашвырнула его в мою сторону. Фонарик пролетел со свистом и разбился вдребезги где-то надо мной, попав, кажется, во Владимира Ильича. Вновь воцарилась темнота. В следующий миг над головой послышался треск, и я почувствовал, как что-то тяжёлое сверху падает прямо на меня. Интуитивно я попытался уклониться вправо, но слишком медленно. Отвалившаяся каменная рука Ленина раскололась о край постамента, и её обломки с грохотом попадали на пол. Я ощутил очередной импульс боли, теперь – в районе плеча. Одним из обломков меня придавило к постаменту. Последнее, что я услышал, прежде чем потерять сознание, был напуганный заикающийся голос Макса: "Серый, т-ты г-г-где?"

Это не церковь… Это заброшенное метро… а заикающийся голос принадлежит моему другу… Одно за другим, последние события восстанавливались в памяти, и к тому времени, как, скребя по полу какой-то железякой, подполз Макс, я вспомнил всё.

– Сколько я пробыл в отключке? – мой язык еле ворочался.

– Что?

Я сглотнул слюну и попробовал спросить внятнее:

– Сколько я был без сознания?

– А, н-не знаю. М-м-минут пять может… или д-двадцать. Хорошо тебя п-приложило. – Он приблизился и зашарил рукой по полу. – Так. Г-г-где ты тут?

– Здесь где-то фонари наши лежали…

– Т-т-точно! Я и з-забыл! Ща, п-погоди.

Он начал рыскать вокруг, и через некоторое время воскликнул:

– Н-нашёл!

Щёлкнула кнопка, и пол рядом со мной озарился мягким светом. Я снова зажмурился с непривычки. В руке у Макса был обрезок арматуры, он придвинулся ко мне и просунул его в щель между рукой Ильича и полом.

– К-как только п-пойдёт, тяни.

Я кивнул. Он встал на ноги, схватился за арматуру двумя руками, и кряхтя потянул вверх.

– Д-давай!

Я повалился на правый бок, вытянув за собой руку, и тут же по ней словно током ударило, – кровь хлынула по опустевшим венам. Ощущение – не из приятных, хоть и не самое худшее за сегодня. Я стал растирать левую руку, пытаясь ускорить процесс. Когда кровоснабжение восстановилось, я попробовал пошевелить кистью и пальцами. Ну вроде не сломана, и на том спасибо.

– Н-ну ты как? Н-норм?

– Более-менее… А где Серёга?

Макс понуро опустил голову.

– Она з-забрала его, к-кажется.

– Как это, забрала?!

– Н-не знаю. Я звал его всё в-время. Его н-нигде нет.

Вот это была очень плохая новость. Его нужно найти! Куда она его могла увести? Да куда угодно. Попробуй отыщи его в метро. А что, если эта мелкая дрянь ковыряется сейчас в его голове? Нет, об этом не хотелось даже думать. Ах, да! Прежде, чем кинуть в меня фонарём, она сказала, чтобы мы нашли её игрушку, иначе Серёга… О, чёрт!

– Н-надо за Ксюхой с-сходить.

– Твою мать! Ксюха!

Я подорвался как ошпаренный, схватил с пола один из оставшихся фонарей и пулей метнулся в проход, на платформу. Дверь в каморку была открыта. Меня охватила тревога.

– Ксюха! – я крикнул, что было мочи.

Тишина. Тяжело дыша и спотыкаясь, я добежал до каморки и посветил внутрь. Ксюхи не было.

В панике я начал светить по стенам, под столы и, зачем-то, на потолок, не переставая звать её. Сердце стучало так, что едва удерживалось в груди. Я выскочил на платформу и побежал налево к торцу платформы. Нет, в туннель она уйти не могла. Да и зачем? Я же сказал ей ждать нас здесь и никому не открывать. Неужели она открыла? Я схватился за голову. Надо было что-то делать. Причём срочно. Но мысли всё никак не укладывались в идеи. К каморке дежурной растерянно подошёл Макс. Я посмотрел на него и почувствовал, как меня накрывает злоба. На миг я забыл о Ксюхе и вспомнил, как Макс выбежал из каморки, наплевав на всех нас, и моя злоба сменилась неудержимой яростью. – Это всё из-за тебя! – прошипел я сквозь зубы, и в следующую секунду набросился на своего лучшего друга.

Макс едва успел поднять руки, когда я повалил его на пол. Он лишь инстинктивно сжался, не оказывая сопротивления. Я схватил его за отвороты куртки и начал с силой трясти его так, что пару раз ударил его затылком о гранитную напольную плиту.