Ларинцев отходит назад на пару шагов, а потом стаскивает с себя свитер, оставшись в майке.

— Сегодня я ночую у тебя. Считай это ещё одним упражнением на доверие.

Он скидывает кроссовки и заваливается на спину на кровать соседки, вытягивается, заложив руки за голову и прикрывает глаза.

— Спокойной ночи, Пёрышко.

Я остаюсь стоять у двери и шокировано смотрю на него. Какой же он странный. Тогда в танцклассе мне захотелось поделиться с ним самым больным, выложить всё как на духу. Минуту назад он напугал меня до чёртиков. А теперь, кажется, уже уснул, мирно засопев.

Отмираю, наконец, и прохожу к своей постели. Забираюсь с ногами и смотрю на соседнюю кровать, обняв колени. Упражнение на доверие? Оно сложное, чёрт возьми.

Но спустя полчаса гипнотизирования спящего в полутора метрах парня, чья грудь вздымается ритмично и спокойно, я тоже укладываю голову на подушку. Закрываю глаза и пытаюсь игнорировать едва уловимый аромат мужской туалетной воды, смешанный с алкоголем. Он щекочет в носу, заставляя в животе что-то странно сжиматься.

Утром меня будит назойливый солнечный лучик. Он щекочет щёку, настырно скользит по векам, заставляя жмуриться и прятаться под одеялом. Нужно будет повесить какую-нибудь шторку, чтобы ранний гость не будил меня по утрам.

Привычным с детства движением сбрасываю одеяло ногами к краю кровати и потягиваюсь до хруста в позвонках, но вдруг вспоминаю вчерашний вечер и одно обстоятельство, а потому быстро натягиваю одеяло обратно.

Парень на соседней кровати ещё спит. Всё в той же позе, в которой улёгся вчера: руки закинуты за голову, ступни скрещены, лицо абсолютно безмятежно. И майка задралась до самой груди, обнажив рельефный живот.

Я вдруг понимаю, что пялюсь на спящего парня, так нескромно оголившего часть своего тела. Хотя и непреднамеренно.

Блин, Нина, ну ты и дурочка.

А ещё вспоминаю всё, что он мне вчера наговорил. И ещё тяжёлое дыхание у шеи, мягкие губы на коже. Крепкое тело, притиснувшее меня к двери.

«Я могу быть очень нежным, Пёрышко…»

Выдыхаю резко и шумно, зажмуривая глаза. Глупости всё это. Максим вчера был пьян и под воздействием ещё чего-то. Наверное, даже не вспомнит, что наговорил мне. Оно и хорошо, потому что я вспоминать точно не хочу. И заливаться краской каждый раз, когда он будет смотреть на меня и вспоминать, как я безвольно стояла и позволяла ему говорить мне всё это.

Всё, хватит. Пора вставать самой и выпроваживать незваного гостя.

Я поднимаюсь с постели, быстро её заправляю, хватаю полотенце, мыло и зубную пасту и щётку и тороплюсь в душ. Ребята из группы говорили, что с утра возле душевых в общежитии жуткий ажиотаж, но в воскресенье, я так думаю, всё не так напряжённо должно быть.

В коридорах действительно пустынно, а душевая оказывается свободной. Я быстро моюсь, чищу зубы, причёсываюсь. Не то что бы я делала это для кого-то, просто быть опрятным нужно же и для самого себя, не так ли?

Приоткрыв двери в комнату, обнаруживаю, что постель соседки пуста. Может, Максим проснулся, пока я купалась, устыдился своего вчерашнего поведения и быстренько ретировался восвояси?

Но надежды мои не оправдываются, и я застаю его возле тумбочки с электрическим чайником.

— Доброе утро, Нина, — парень улыбается как ни в чём ни бывало. — Я тут у тебя кофе обнаружил, решил сделать обоим. Ты со сливками любишь? Их я тоже нашёл в тумбочке.

— Это не мои.

— Ну да какая разница, это же общага.

Можно подумать, он знает, что это такое. Насколько я поняла, Максим из весьма обеспеченной семьи, если судить по его машине и квартире. Вряд ли он познал все прелести жизни в общежитии, если не считать таких вот ночёвок.

Он отворачивается и разливает по кружкам кипяток, помешивает в каждой растворимый кофе, доливает в обе кружки взятые без спросу у соседки сливки. Потом протягивает одну кружку мне.

— Держи, — снова улыбается.

— Спасибо.

Я принимаю горячую кружку и подношу напиток к губам. Чувствую взгляд парня на себе. И по прежнему не знаю, как на него реагировать.

— Нина, я, кажется, вчера испугал тебя. Извини.

А ведь и правда испугал.

— Да, извинения не помешают, — всё же поднимаю на него глаза, чувствуя, как горячая керамика жжёт пальцы.

— Но по поводу просьбы я серьёзно.

Смотрю внимательно ему в глаза. Какой именно просьбы? Ой нет, я, наверное, не хочу знать ответ.

— У отца на фирме скоро состоится банкет. Я бы туда в жизни не пошёл ради него, но это мероприятие важно для моей сестры. И я тебе честно скажу, мне просто не с кем туда пойти.

— Максим, даже не знаю… Это довольно странно.

— Немного невинной лжи ради помощи другу.

«Может нам с тобой переспать?»

Другу.

У меня звонит телефон. Громкая трель заставляет вздрогнуть от неожиданности, и я неуклюже роняю кружку с остатками кофе. Ещё мгновение, и мою грудь бы обожгло, но Максим каким-то шестым чувством уловив, что происходит, успевает оттолкнуть её. Я даже вскрикнуть не успеваю, когда остатки горячего кофе выплёскиваются мне под ноги, а кружка со стуком падает рядом и откатывается под кровать. И только спустя секунду понимаю, что пусть Максим и спас меня от ожога, однако на его белой майке расползлось некрасивое коричневое пятно.

— Боже, Максим! Ты обжёгся!

Он сдёргивает майку и ею же вытирает кожу.

— Не успел, Пёрышко, всё нормально. Кофе уже не очень и горячий был.

Первым порывом было прикоснуться к коже, чтобы убедиться, что всё и правда в порядке. Но я вовремя спохватываюсь и отдёргиваю руку, чтобы не вышло как в дешёвом кино.

— Точно не больно? Может дать охлаждающий гель? От ожогов. Мне мама с собой положила.

— Не надо, правда, всё хорошо.

— Нина! Ты спишь ещё что ли? До тебя не дозвониться! Хорошо меня дежурная…

Я отшатываюсь от Ларинцева, потому что дверь в комнату распахивается и на пороге замирает моя мама собственной персоной.

Господи. Это шутка такая? Она приезжает за две сотни километров и врывается в комнату без стука как раз, когда рядом со мной находится полураздетый парень. Бред какой-то.

— Так, — говорит она низким голосом, который обычно у неё появляется, если она очень злится. — Что здесь происходит?

Мама заходит в комнату и прикрывает за собой дверь, а мне хочется провалиться сквозь землю, раствориться на молекулы и воссоединиться где-нибудь очень далеко отсюда.

— Мам…

— Максим, — Ларинцев улыбается и протягивает маме руку. Невероятно, но его, кажется, всё это забавляет. — Парень Нины.