В первый день самолет вернулся ближе к вечеру. К девяти часам Сартори подтвердил, что получены отчетливые и хорошие данные; лидар работал безукоризненно, сквозь просветы в листве получено достаточно много наземных точек отражения, чтобы создать карту участка. Хотя изображений еще не было, он не видел никаких препятствий для составления подробных карт.

Третьего мая, по завершении вторых съемок, Хуан Карлос привез интригующую новость. На У1 он увидел объект, выглядевший как искусственный, и попытался сфотографировать его через иллюминатор «Скаймастера». Мы собрались в бунгало Хуана Карлоса, чтобы посмотреть фотографии на его ноутбуке.

Тогда я впервые увидел долину. Фотографии, сделанные при помощи качающегося аппарата с телеобъективом через поцарапанный плексигласовый иллюминатор, не отличались четкостью, но тем не менее на них были запечатлены два прямоугольных белых объекта, похожих на вершины известняковых колонн; далее располагался квадратный участок земли с низкорослыми растениями. Объект находился в покрытой кустарником речной пойме, в верхней части долины. Все сгрудились у ноутбука, щурились, показывали пальцами, возбужденно разговаривали, пытаясь разобрать нечеткие, соблазнительно-двусмысленные изображения, – это могли быть колонны, мусор, выкинутый из самолета, или пеньки от погибших деревьев.

Я попросил взять меня в третий и последний полет над У1, хотя это создавало определенные проблемы. Места на самолете не было, но после обсуждения Чак Гросс сказал, что высвободит для меня небольшое пространство, и предупредил, что мне будет чертовски неудобно сидеть на корточках в течение шести-семи часов полета.

Четвертого мая мы явились в аэропорт, когда солнце только-только стало появляться над дугой океана; тень от самолета на полосе напоминала полотно Эдварда Хоппера[38]. Солдаты, охранявшие самолет, сонно приветствовали нас. Теперь, собираясь лететь в качестве пассажира, я внимательнее рассмотрел «сессну», и увиденное мне не понравилось.

– Что это за масляные подтеки? – спросил я у Чака.

– Можете не волноваться, – сказал он. – Я каждый день доливаю масло. Потери за один полет невелики и ни на что не влияют.

Я забрался в кабину, и моя тревога усилилась. Некогда шикарная обивка из ткани бордового цвета потерлась, выцвела, покрылась масляными пятнами; казалось, все держится благодаря скотчу. Запах стоял такой же, как в старом вонючем автомобиле. Некоторые трещины были замазаны герметиком, который отслаивался волокнами. Протискиваясь в отведенное мне крохотное пространство мимо огромного ящика с лидаром, я задел одну из панелей локтем, и она отвалилась.

– Не стоит беспокоиться, – сказал Гросс, возвращая ее на место ударом кулака. – Такое случается сплошь и рядом.

Я недоумевал: почему такой ненадежный и изношенный самолет используется для транспортировки научного оборудования, стоящего миллионы? Чак категорически не согласился со мной.

– Нет, сэр, – сказал он. – Этот самолет – идеальний инструмент для такой работы.

Он заверил меня, что триста тридцать седьмой «Скаймастер» – «настоящая классика», «прекрасный небольшой самолет». По его словам, в отличие от «Кинг эйр» или «Пайпер Навахо», «Скаймастер» не имел недостатков, а заправочные баки позволяли «оставаться в воздухе шесть часов». Несмотря на сорокалетний возраст, самолет был «абсолютно надежным».

– А если мы упадем?

– Э-э, что за вопрос! Прежде всего, я попытаюсь найти удобное для посадки место. Карты этой территории нет, вы предоставлены сами себе, вы у черта на куличках, и никакой двусторонней связи. – Он отрицательно покачал головой: «немыслимо».

Несмотря на все свое беспокойство, я не сомневался в Чаке, потому что знал о его летных подвигах: в восемнадцать лет он в одиночку пересек Атлантический океан и стал одним из самых молодых пилотов, сделавших это. Я надеялся, что недостатки имеют чисто косметический характер, и убеждал себя, что пилот мирового класса вроде Чака не стал бы летать на ненадежном самолете.

Я расположился за ящиком с лидаром, прямо на полу, колени упирались мне в подбородок. Прямо передо мной сидел Хуан Карлос. Он явно волновался по поводу того, как я перенесу полет. Видимо, его беспокоило, как бы меня не укачало и не вырвало ему на шею. Он спросил, ел ли я или пил сегодня утром. Я сказал «нет». Он заметил, что съемки – изнурительная работа: летишь над джунглями на небольшой высоте и скорости шесть часов подряд, резко закладываешь вираж за виражом, страшная болтанка, иногда приходится уворачиваться от хищных птиц. Кондиционер на самолете сломан, мы будем заперты в металлической трубе, которая несется под палящим солнцем. Туалета нет. Если приспичит, делаешь в штаны. Я попытался заверить его, что буду примерным пассажиром.

Элкинс дал мне видеокамеру «ГоуПро» и фотоаппарат с телеобъективом, попросив меня заснять таинственные белые колонны и все, что, с моей точки зрения, может представлять интерес.

Чак Гросс уселся на пилотское место и принялся проводить контрольные проверки, Хуан Карлос поставил свой ноутбук на ящик с лидаром. Он вывел на экран и показал мне план полета – десятки параллельных линий, пересекающих долину так, чтобы максимизировать покрытие и минимизировать время, проведенное в воздухе. Хуан Карлос был не только специалистом по лидару, но еще и пилотом с лицензией, что облегчало его взаимодействие с Чаком.

Мы поднялись с роатанского аэродрома и вскоре уже летели над сверкающей гладью Гондурасского залива; вдали виднелся материк. День стоял великолепный, в небе висели пушистые перистые облачка. Вдали стали вырисовываться голубые горы Москитии, облачность была редкой и высокой. Мы продвигались вглубь континента, прибрежные поселения сменились редкими деревеньками и полями вдоль коричневых рек. Стали попадаться поросшие лесами холмы, на которых здесь и там виднелись вырубки. Над джунглями повсюду поднимались дымки.

Наконец вырубки остались позади. В четырех тысячах футов под нами лежала гористая территория, покрытая девственным лесом.

Чак маневрировал между горами по мере нашего приближения к У1. Через час после взлета Хуан Карлос показал на край отдаленной долины – стену зеленых гор с резко очерченной прорезью в них. Чак снизился, и мы пересекли границу долины на высоте тысяча футов, с которой открывался великолепный вид. Когда мы миновали горный хребет, земля резко ушла вниз, и меня поразило живописное зрелище – холмистая долина в кольце гор, прорезанная двумя реками. Она и в самом деле выглядела как Шангри-Ла в тропическом варианте.

Долина находилась на высоте около 2500 футов над уровнем моря, и Хуан уже включил лидар, снимая то, что не успели зафиксировать за два предыдущих дня. Лидар бомбардировал лесной полог лазерными импульсами, а Чак вел «сессну» по параллельным линиям, проложенным на компьютере, словно вязал гигантский носок. Самолет болтало, кидало вверх-вниз и взад-вперед, а иногда относило в сторону так, что желудок грозил вывернуться наружу. Хуан Карлос говорил правду – полет был суровым испытанием. Но Гросс уверенно держал руки на штурвале.