Именно в пентхаусе Топазовой башни Клевентин жил, когда наезжал в Иххарий. Примерно четыре месяца в году — остальное время он делил между родовым поместьем на юге Дрема и замком в Темных горах.

У большинства серых плащей две, а то и три квартиры. Исключение — верхняя тройка… и длик, конечно. Где живет этот член Совета, никто точно не знает. Клевентин как-то раз заходил в его пентхаус в Рубиновой башне, но там не было ни его самого, ни его вещей. Вообще никаких признаков того, что это место обитаемо.

Зато в Топазовой башне очень мило и уютно. Опрятная мебель, картины на стенах, в углу чучело медведя с серебряным подносом. Клевентин любил по вечерам сидеть здесь в мягком кресле, протянув ноги к пылающему камину. Компанию ему обычно составляли бутылка дорогого вина и какая-нибудь смазливая горничная.

Но сегодня Клевентин здесь совершенно один. Он тщательно запер за собой дверь и дважды перепроверил защитные чары. Полная, абсолютная маскировка — что бы ни произошло в этих покоях, вне их никто ничего не услышит.

Пусть владыка Креол сейчас в другом мире, а сильнейшая из телепаток давно мертва — это ничего не меняет. Серая Земля кишит колдунами. Иххарий кишит колдунами. Промонцери Царука кишит колдунами. И если кто-нибудь из них уловит хоть один магический всплеск…

В конце концов, Клевентин тут не плюшки печь собрался.

Хотя процесс в чем-то похож. Колдун щелчком пальцев зажег в камине огонь и с кряхтением водрузил на него огромный котел. Он налил воду, дождался, пока та закипит, а затем стал подбрасывать ингредиенты, сопровождая их чтением заклинания.

Свиное сердце. Две горсти истолченного мускатного ореха. Соус Хемкхаллеха. Сок авокадо. Кровь восемнадцатилетней девственницы. Перо из хвоста полярной совы. Три глаза вешапи.

Напоминает кулинарный рецепт, подумалось Клевентину. Только вот сварится в итоге совсем не суп…

Осталось добавить последний ингредиент. Частицу самого себя. Каплю собственной души — совсем крохотную, но ощутимую. Это словно рождение ребенка — ужасного, зловещего, очень могущественного ребенка.

— Шекншух текенгар ирмахан сале… — бормотал Клевентин, держа над котлом надрезанную ладонь.

Из раны струилась кровь — алая поначалу, она тут же становилась серебристой, испарялась, не успевая долететь до кипящей воды. А взамен оттуда поднималось нечто другое. Нечто невидимое, неосязаемое. Нечто нематериальное. Нечто, не имеющее формы и названия.

То самое, что Садкаличета Мысль когда-то назвала Пятым Заклинанием.

Клевентин Предатель отступил на несколько шагов. Теперь он был здесь уже не один. Кроме него в комнате присутствовало другое живое существо. Живое заклинание. Клевентин чувствовал его — чувствовал, как сверхплотную консистенцию маны. Маны, обретшей сознание и самость.

Именно Пятое Заклинание двести пятьдесят лет назад убило множество колдунов, в том числе и серых плащей. Чудовищный магический разум, питающийся активной маной, ищущий и «выпивающий» тех, у кого она в избытке. Страшное, почти неконтролируемое, практически непобедимое оружие, способное мгновенно обессилить, а затем высосать жизнь из любого колдуна… вообще любого существа.

Пятое Заклинание еще не осознало себя полностью. Сейчас оно медленно «осматривалось». Клевентин дорого бы дал, чтобы узнать, каким эта форма жизни «видит» окружающее. Материальный мир для него вообще не существует — только эфир, его сгустки, течения и ветра. Рассеянная мана, в изобилии везде присутствующая, — бесполезный и безвредный планктон. Активная мана, присутствующая в заклинаниях и душах живых существ, — пища.

И сейчас Пятое Заклинание обратило внимание на Клевентина.

Понимало ли оно, что смотрит на собственного создателя? Возможно, что нет. Но даже если бы понимало — это вряд ли бы что изменило. У Пятого Заклинания нет ничего даже отдаленно похожего на человеческие чувства. Оно руководствуется лишь двумя вещами — голодом и чувством самосохранения. Остаться в живых. Насытиться. Остальное не имеет значения.

Клевентин тоже неподвижно стоял и смотрел. Смотрел на бушующую эфирную бурю, неторопливо разворачивающую мановые щупальца. Смотрел на пробуждающееся из долгой спячки-небытия Пятое Заклинание.

И по коже у него бегали мурашки.

— Ты собираешься меня убить? — спросил колдун.

Да.

Это не было словом. Не было телепатическим сигналом. Это было… пониманием. Пятое Заклинание каким-то образом превращало свои мысли в факты. Факты, абсолютно понятные всем поблизости.

— Я не смогу тебя переубедить? — уточнил Клевентин.

Нет.

— Никак?

Назови хотя бы одну причину, по которой мне не следует этого делать.

Это было уже кое-что. Пятое Заклинание перестало отвечать односложно. Вступило в диалог. Клевентин слегка приободрился и сказал:

— Я могу дать тебе гораздо больше моей души. Сотни, тысячи душ!

Я получу их и без твоей помощи. Смирись и не пытайся бежать. Сейчас ты умрешь.

Клевентин почувствовал сильный шум в голове. Пятое Заклинание оказывает очень мощное гипнотическое воздействие. Обычный человек и даже более слабый колдун уже с радостной улыбкой шагал бы навстречу смерти.

Но Клевентин Предатель — колдун восьмого уровня. Он способен сопротивляться даже такому страшному внушению. Да, у него появилось желание расслабиться и спокойно умереть, но он отогнал его усилием воли.

Однако этого еще недостаточно, чтобы остаться в живых. Двести пятьдесят лет назад Пятое Заклинание убило пятерых колдунов восьмого уровня. Их сила воли была не слабее, чем у Клевентина.

Мановые щупальца Пятого Заклинания уже протянулись к Клевентину. Уже почти коснулись его. Уже… но тут он выхватил из кармана нечто вроде глиняной тарелки, испещренной сложными знаками, и Пятое Заклинание отдернулось, словно обожженное.

— Утихомирься, — приказал Клевентин. Его глаза стали злыми.

Что ты сделал? Что это за предмет?

— Ты не узнаешь его? — приподнял брови Клевентин. — Это то единственное, что могло… что может тебя уничтожить. Ты — невидимый, бестелесный, неосязаемый, живущий в потоках эфира, состоящий из маны, питающийся душами… и единственное, что может тебя уничтожить, — этот маленький фокус, разрушающий любые заклинания.

Мне больно. Я распадаюсь. Прекрати.

— Да… Именно этой тарелкой Садкаличета Мысль когда-то тебя уничтожила. Скольких ты выпил тогда?

Я не знаю. То был не я. То был другой.

— Но ты — то же самое заклинание, — нахмурился Клевентин. — Разве у тебя не сохранились воспоминания предшественника? Разве ты не помнишь, что произошло в Иххарийском гимнасии двести пятьдесят лет назад?

Не помню. Я ничего подобного не делал. Я — не тот же самый, что бы ты об этом ни думал.

Клевентин задумчиво кивнул. Он полагал, что призывает то же самое заклинание, что и Садкаличета когда-то, но теперь понял, что сильно заблуждался. Ведь это же не демон, не дух, которого можно призвать, а затем изгнать. Заклинания рождаются из ничего и в ничто же возвращаются.