провокационной речью для авторитетной Гражданской конференции в Вашингтоне, называя в ней закон Волстеда “жалкой беззубой финтифлюшкой”. Заодно она отправила в Сент-Луис очередную команду агентов, среди которых был и Франклин Додж.

Показания Генри Спилкера

В: Вы помните, когда Джорджа Римуса арестовали и отправили в тюрьму Атланты?

О: Да.

В: Видели ли вы миссис Римус после того, как его посадили в тюрьму?

О: Да… Когда я работал менеджером в придорожной закусочной. Она называлась “Дели Хаус”. Это в шести милях от Цинциннати.

В: С кем туда приехала миссис Римус?

О: Я никогда раньше не видел этого парня… Он помельче Римуса. Гораздо моложе. Я впустил их. Это было секретное место для “сухих” чиновников и важных шишек. Ну, я, не говоря ни слова, повел их в большую столовую. Но тут миссис Римус спросила, не найдется ли для них отдельного кабинета. Они не хотели, чтобы их видели, если вдруг кто еще появится. Поэтому я повел их наверх и посадил в отдельном кабинете.

В: Как долго они там оставались наедине?

О: Около часа.

В: Они что-нибудь пили в тот день?

О: У меня они ничего не заказывали. Только бутылку имбирного эля.

В: Вы не видели, у них было с собой спиртное?

О: Должно быть, да, но я не видел.

В: Почему вы вызвались быть свидетелем?

О: Я прочел в газетах об этом деле, ну и вспомнил, как видел миссис Римус в той забегаловке и что подумал тогда: “Ее муж заработал кучу денег, и ей не следует путаться с другим, пока он на нарах”… Хотел рассказать людям, что она поступила плохо, что не должна была так поступать, и я после того случая так и думал, что она рано или поздно попадет в неприятности.

Припадки

И во всем этом – унизительном аресте, бесконечных апелляциях, катастрофе в Сент-Луисе, грядущем ужасе тюрьмы, неизбежности нового суда – Имоджен оставалась единственной незыблемой опорой Римуса, двигателем, который подталкивал его вперед. Она знала подноготную всех его операций, их плоть и кровь, все тайные шифры. Он “вытащил ее из трущоб” и фактически сотворил заново, говорил он, так же уверенно и так же искусно, как сотворил себя самого.

– Не переживай, – утешала она его. – Когда все это закончится, мы уедем куда-нибудь вдвоем и забудем об этом позоре.

Римус соглашался и предлагал вдобавок вот что: прежде чем они скроются где-нибудь в безвестности, он подарит ей кругосветное путешествие. Они поедут в африканские джунгли, а потом “будут жить безмятежно”.

Он начал подготовку. Съездил по-быстрому на завод “Берк Спрингс” в Лоретте, штат Кентукки, дал указания управляющему насчет ведения дел в его отсутствие. Проверил, как там ситуация в Сент-Луисе, вызвал одного из самых верных парней, помощника констебля, который с самого начала работал на “Круг”. Может ли он присмотреть от имени Римуса за операцией с винокурней “Джек Дэниэлс” и забрать его долю? А Римус, выйдя из тюрьмы, щедро отблагодарит его. Тот согласился, пообещав “честно за всем приглядеть”.

Адвокаты подготовили доверенность, которая предоставляла Имоджен контроль над его империей. Хотя он в сердцах и предпринимал попытку отобрать у жены их особняк, сейчас Римус был рад, что дом оформлен на имя Имоджен. Он передал ей права собственности на винокурню “Флейшманн” в Цинциннати стоимостью в 300 000, перевел на жену многочисленные банковские счета, оставил ей сертификаты на виски на миллион долларов и все свои личные драгоценности ценой 125 000. Римус вручил Имоджен ключи от двух автомобилей – “паккарда” и “джордана”. Выписал чек на 115 000 долларов на покрытие ее с Рут расходов в ближайшие два года. Основал трастовый фонд для Ромолы, дочери от своего первого брака, хоть его привязанность к девочке постоянно повергала Имоджен в нелепую ревнивую ярость. В начале их отношений, еще в Чикаго, она как-то заявила посыльному в “Иллинойс Атлетик Клаб”, что “убьет Римуса”, если он будет “делать подарки” Ромоле.

* * *

В 3 часа пополудни 24 января 1924 года Римус стоял перед зеркалом в своей спальне, одетый к переезду в тюрьму. Он выбрал жемчужно-серый шелковый костюм с гетрами в тон, любимый котелок, украшенный репсовой лентой, бриллиантовую булавку для галстука, похожую на те, что он раздавал гостям на вечеринке, и, как обычно, никакого нижнего белья. Поцеловал Имоджен на прощанье на пороге дома. Автомобиль урчал на подъездной дорожке. Имоджен оставалась дома, чтобы приготовить цыплят на ужин и вечером встретиться с ним уже на вокзале.

Римус сдался властям и ждал, пока прибудут его товарищи. Они явились – с тяжелыми чемоданами и мрачными лицами, одни в сопровождении жен и родственников, другие в одиночестве. Джордж Коннерс рыдал на плече у жены. Журналисты сновали по залу, выискивая ракурс и строча комментарии. Они отметили, что Римус прибыл в добром расположении духа. Что он мог бы сказать о своих переживаниях? О жене? Зал затих в ожидании его ответов.

Он сожалеет лишь о том, сказал Римус, что не смог добиться смягчения наказания для своих “ребят”. Они действовали по его рекомендациям как адвоката и по его распоряжениям как работодателя, и он “искренне сожалеет, что президент не предпринял никаких мер”. Он хотел бы сказать несколько слов о своей жене Имоджен. Хотя ее нет сейчас здесь, она намерена закрыть их особняк в Прайс-Хилл на время его заключения и переехать в Атланту, чтобы быть рядом с ним. Она всей душой предана ему, и ее присутствие в Атланте станет “огромным утешением” и даст ему возможность поддерживать “жизнерадостность” в годы заточения. “Действия суда в моем случае, – подытожил он, – выглядят такой чудовищной карикатурой на правосудие, какой я и вообразить не мог”.

Репортер вскинул руку:

– А у вас есть что-нибудь с собой? – И он выразительно похлопал себя по бедру, где обычно бутлегеры держат фляжку.

Все рассмеялись, даже Римус.

– Я никогда в жизни не пробовал спиртного, – честно признался он.

Прибыли слуги из дома Римуса, покачиваясь под тяжестью подносов, заваленных горами жареных цыплят для всех тринадцати узников. Ровно в восемь шерифы отконвоировали Римуса и остальных на вокзал Юнион-Сентрал, где они должны были сесть на поезд. Имоджен не позволили ехать вместе с мужем, но адвокат нашел для нее место в общем вагоне того же поезда.

Римус заметил на платформе жену, выглядевшую сногсшибательно в сером котиковом пальто. Репортеры окружили ее, выклянчивая хоть пару слов. Она снизошла к мольбам, пообещав, что дом в Цинциннати останется “под присмотром” и вода в “Термах Имоджен” будет “искриться, как всегда”.

Поезд тронулся. Сквозь клубы паровозного дыма Римус смотрел, как