Он опять протянул руку к стакану с водкой, но кто-то с силой открыл дверь, чуть не снеся её с петель, ударив ею насильника.

— Голиков, ты, что здесь делаешь? — Удивлённо с раздражением спросил насильник у появившегося в дверях молодого лейтенанта милиции.

— Я? Я-то делаю вечерний обход вверенной мне территории, услышал крики о помощи, поступил по инструкции. А вот вы, что здесь делаете, товарищ заместитель начальника СУ?

Раскрасневшийся испуганный Константин Михайлович, нервно поставил стакан на стол.

— Я тоже, это самое, проверяю… — тихо замямлил он, не глядя на ненужного свидетеля.

— Проверяете? Вижу, что проверяете, — усмехнулся участковый и бесцеремонно бросил папку для бумаг, которая была у него в руках, на стол, — вот и доигрался ты, кот блудливый, — лейтенант, резко толкнул толстяка на кровать к Галине, которая от неожиданности вскочила и, откинув одеяло, оказалась обнажённой, рядом с насильником.

У лейтенанта, вдруг, появился откуда-то взявшийся фотоаппарат, которым он стал беспрерывно щёлкать. Сделав несколько кадров, он присел на рядом стоящий с дверью стул. Ногой он перекрыл дорогу к выходу, оперев ступню о кладовку.

— Ну, давай, давай, поиздевайся ещё, — зло огрызнулся Константин Михайлович, поднявшись с постели, — а ты…, — он обернулся в сторону Гали, — ладно, с тобой потом разберёмся. Я пошёл, слышишь, Голиков? И фотки свои ты потом засунь, знаешь куда? А ты подумай, лимита, — бросил он Галине, пытаясь убрать ногу участкового.

Галя, услышав знакомый голос, с участковым Борисом она познакомилась при вселении в общагу, забилась в угол кровати, пытаясь натянуть на измученное тело разорванные вещи. Ей было стыдно, больно, противно.

— Пусти, — грубо сказал толстяк, пытаясь убрать ногу участкового с прохода.

— Не получится, дорогой товарищ, — издевательски улыбаясь, ответил тот.

— Ты что?! Ты забыл кто я? — Пьяная туша пыталась повысить голос.

Но тут Борис встал и резко толкнул толстяка так, что мужчина, с грохотом приземлился на соседний стул.

— Знаю, отлично знаю, кто ты, но теперь тебе никак не отмыть свою толстую задницу. Сколько ты попортил девчонок? Забыл? А у меня записано.

— Да я тебя! — Пытался встать толстый Константин, но милиционер, с силой посадил его на место.

— Нет, ошибаешься, это я тебя, — он достал из кармана кителя наручники и одел их ему на руки.

— Ты что делаешь? Ты больной? — Зашипел став багровым сразу протрезвевший Константин, — сними, кому я сказал? Ну, ты нарываешься! Всё, тебе конец!

Не слушая угроз насильника, лейтенант достал какой-то бланк из своей папки и что-то усердно стал записывать в нём. Потом, перекрыв возгласы Константина, он крикнул:

— Валентина, входи!

В комнату тут же вошла, женщина лет сорока, — комендант общаги.

— Что, жаба и ты туда же? — Зашипел на неё насильник.

— Да, ладно тебе! — Она махнула на него рукой, — надоел ты всем, пёс облезлый! — Грубо сказала она в сторону своего начальника и, обратившись к Борису, произнесла, — давай, что ли подпишу, где надо.

— С моих слов записано, верно… подписывай, здесь, — лейтенант указывал ей, где и что подписать. Константин сидел, растерянно и удивлённо наблюдая за происходящим и ещё не веря своим глазам.

— А это что? — Придвинула она к себе очередную бумагу.

— А это изъятие вещественных доказательств с места преступления. Подписала? Теперь собери всё и спустись к себе вызови наряд, переодень девчонку, её отвезём на освидетельствование, а этого сейчас заберём в отдел.

— Чего ты гонишь? Какое изъятие, какое освидетельствование? Да завтра…

Константин Михайлович, несмотря на наручники, ловко схватил стакан с налитой ранее водкой и быстро опрокинул его в себя. Борис внимательно посмотрел на его действия.

— Правильно, авось полегчает? — Ухмыляясь, сказал он, — Валентина, подпиши ещё эту бумажку, — передав ручку женщине, он салфеткой аккуратно положил стакан в небольшой пакет, — простынь собрала?

— Всё, всё, понял! — Константин Михайлович, пытался вырвать из рук лейтенанта пакет со стаканом, но потом успокоился и безвольно опустил голову.

— Вот так-то лучше, — усмехнулся лейтенант, и закрыл дверь за ушедшими женщинами.

— Ну и сволочь ты участковый, прикупил? Думаешь, я не знаю, что это не твоего ума дела?

— Так какие проблемы? Ты хочешь, чтобы я наряд вызвал на изнасилование?

— Ничего я не хочу. Говори.

Казалось, что до этого момента, перед лейтенантом милиции, участковым Борисом сидел надутый большой воздушный шар, но расслабилась нитка, удерживающая в шарике воздух и, он сдулся, став походить на сморщенный неприглядный лоскуток ненужной резинки.

Валентина вела Галину по длинному тёмному пустому коридору. Галя не могла поверить, что никто из соседей не слышал шума, доносившегося из её комнаты. Никто не пришёл ей на помощь. А совсем недавно стоял гвалт на общей кухне, по коридору бегали дети, отовсюду доносились голоса проживающих здесь людей. Сейчас же почти из каждой комнатушки доносился звук любимой телепередачи, транслируемой по телевизору и слышны лишь шаги Валентины и Гали, по скрипучему старому полу коридора.

Комендантша помогла девушке спуститься на первый этаж. У неё была в этом здании единственная полноценная жилплощадь. Маленькая квартирка с двумя смежными комнатами, кухней, совмещённой ванной. Квартирка была ухожена. Ощущался свежий ремонт и, всё блестело от чистоты и порядка, совсем не так, как в комнатах жильцов.

— Проходи, проходи, горемычная, — по-отечески она подтолкнула девушку, ещё находившуюся в шоковом состоянии в квартиру, — иди в ванну, помойся, полотенце на полочке чистое.

Галя находилась к какой-то прострации. У неё кружилась голова. От отвращения к насильнику тошнило. Её преследовал запах перегара и пота, смешанного с одеколоном, исходившим от него, который, казалось, пропитал всё её тело. Она стояла под душем и, остервенело, драила тело жёсткой мочалкой, пока в ванную комнату не заглянула Валентина.

— Да, ладно тебе, смылишься совсем, вылазь! Всё образумится!

Женщина помогла девушке обтереться полотенцем и, накинув на неё свой халат, провела в кухню. На столе, накрытом чистой скатертью, стоял небольшой электрический самовар и початая бутылка дагестанского коньяка.

— Выпей! — Галя, молча и, послушно пригубила из рюмки, — ещё пей. Пей, пей, я знаю, что говорю. Сейчас согреешься и, заснёшь, как убитая.

Потом она отвела Галину в комнату и уложила на диван, накрыв её лёгким одеялом. Проверив, что девушка уснула, комендантша закрыла свою квартиру на ключ и незаметно прошмыгнула к Галиной комнате. Аккуратно приоткрыв дверь, оставив небольшую щель, она приложила к ней ухо. Лейтенант что-то говорил уже почти совсем протрезвевшему насильнику. Валентина прислушалась.