Как раз недавно мне довелось производить долгое и увлекательное вскрытие водяной черепахи, на чей трупик я наткнулся, и сейчас я подумал, что это идеальная возможность сравнить анатомию двух разных представителей одного вида. Я поднялся на холм, одолжил у садовника тачку и, доставив приз домой, положил его на передней веранде. Так сказать, прощание с телом.

Я знал, что вскрытие в помещении наверняка вызовет лишний скандал, но вряд ли человек здравомыслящий станет возражать, если это произойдет на веранде. Я приготовил блокнот, разложил пилки, скальпели и бритвы, как в прозекторской, и приступил к делу.

Мягкий желтый пластрон отделился довольно легко в сравнении с брюшком водяной черепахи, на которое у меня ушло три четверти часа. Я приподнял пластрон, как крышку на тарелке, и под ним обнаружил внутренние органы во всем их загадочном роскошестве, разноцветные и уже попахивающие. Впрочем, меня одолевало такое любопытство, что я поначалу не уловил никакого запаха. А вот собаки, считавшие аромат свежих коровьих лепешек идеальным пикантным добавлением к их любовным похождениям, разом удрали, громко и недовольно чихая. Я с радостью обнаружил, что это была самка – в ней уже начали вызревать многочисленные яйца. Размером они были с шарики для пинг-понга, мягкие, круглые, цвета настурции. Их было четырнадцать штук. Я осторожно вынул яйца и разложил на плитняке блестящей клейкой цепочкой. У черепахи оказался какой-то невероятной длины кишечник, и я решил, что надо измерить этот удивительный орган и все записать в блокнот, уже заляпанный кровью. Скальпелем я отделил кишечник от заднего прохода и стал его вытаскивать. Казалось, ему не будет конца, но в результате он улегся на полу замысловатыми вензелями, словно петляющая, хорошо подвыпившая железная дорога. К нему крепился желудок, похожий на жутковатый раздутый мешок или заполненный водой сероватый воздушный шар. Очевидно, что он был забит последней пищей, и я понял, что в интересах науки должен выяснить, чем питалась черепаха перед своим уходом в мир иной. Я воткнул скальпель в колыхающуюся гору и резанул в порядке эксперимента. В ту же секунду желудочный мешок сдулся с устрашающим выдохом, а вырвавшееся зловоние, рядом с которым прочие запахи померкли, заставило меня отшатнуться, забыв про всякую науку. Я откашливался и ждал, когда этот смрад хоть немного развеется.

Я знал, что до возвращения семьи из города всяко успею прибраться, но меня настолько захлестнули эмоции по поводу моей находки, что я совершенно забыл про больного Лесли. Запахи внутренностей черепахи, столь резкие, что эта волна, казалось, способна сбить с ног, просочились в гостиную сквозь французские окна и обволокли кушетку, на которой отлеживался мой брат. Предчувствием катастрофы стал донесшийся из гостиной рев, от которого кровь застыла в жилах. И прежде чем я успел что-либо предпринять, на пороге появился Лесли, завернутый в одеяло.

– Что тут так смердит? – спросил он хриплым голосом. Когда взгляд его упал на расчлененную черепаху и эффектно разложенные на полу внутренние органы, глаза у него выкатились, а лицо приняло оттенок гелиотропа. – Это еще что такое, черт побери?

Я с некоторой робостью объяснил, что препарирую черепаху. Самочку, поспешил я добавить, надеясь с помощью этой детали как-то его отвлечь. И показал на замечательные яйца, которые из нее извлек.

– К чертям яйца! – заорал Лесли. Это прозвучало, как затейливое средневековое проклятье. – Убери немедленно! Весь дом уже провонял.

Я сказал, что уже почти закончил вскрытие и что внутренности я закопаю, а себе оставлю скелет и панцирь для коллекции.

– Как бы не так! – снова закричал Лесли. – Ты все это закопаешь, а потом вернешься и будешь драить веранду до посинения!

Лугареция, наша повариха, привлеченная шумом, появилась на пороге рядом с Лесли. Она открыла рот, чтобы поинтересоваться причиной семейной ссоры, но тут ей в нос шибанула вонь. Лугарецию каждый день беспокоили по меньшей мере полтора десятка болезней, которые она лелеяла, как другие люди пекинеса или заоконный цветочный ящик. В данный момент ее особенно мучил желудок. В результате она два-три раза глотнула воздух ртом, как это делают рыбы, и, выдавив из себя «Святой Спиридон!», упала в объятья Лесли. Такой хорошо разыгранный обморок.

И в ту же минуту, о ужас, перед верандой остановилась машина – это из города вернулось все семейство.

– Здравствуй, дорогой, – сказала мать, выбравшись из машины и поднимаясь по ступенькам. – Утро было удачное?

Но прежде чем я успел что-то ответить, между нами, так сказать, встала черепаха. Мать издала серию странных звуков, словно заикалась, спешно достала носовой платок и прижала его к носу.

– Что это за запах? – прогундосила она.

– Да все мальчишка, черт бы его побрал, – прорычал Лесли, тщетно пытаясь прислонить стонущую Лугарецию к дверному косяку.

Вслед за матерью по ступенькам поднялись Ларри с Марго и увидели разделанную черепаху.

– Что… – открыл рот Ларри, но тут его одолел приступ кашля. – Опять этот мальчишка, – задыхаясь, выдавил он.

– Дорогой, мы это уже слышали от Лесли, – пробормотала мать сквозь платок.

– Фу! – взвыла Марго, обмахиваясь носовым платком. – Как будто кого-то раздавил поезд.

– Дорогой, что это? – спросила меня мать.

Я объяснил, что это неординарная морская черепаха с ястребиным клювом, самка, с яйцами.

– Но зачем ее разделывать на веранде?

– Да он псих, – убежденно сказал Ларри. – Весь дом провонял, как китобойное судно.

– Лучше ее куда-нибудь унести, дорогой, – сказала мать. – Нехорошо, когда так пахнет на главной веранде.

– Пусть закопает эту мерзость, – потребовал Лесли, кутаясь в одеяло.

– Хорошо бы его усыновили эскимосы, а? – спросил Ларри. – Они любят питаться ворванью, личинками и тому подобным.

– Ларри, не говори гадости, – вступила Марго. – Они не могут все это есть. Меня тошнит от одной такой мысли.

– Давайте зайдем в дом, – предложила мать слабым голосом. – Может, там не так сильно пахнет.

– Там еще хуже, – заверил ее Лесли, стоящий на пороге.

– Джерри, дорогой, убери это, – сказала мать, осторожно перешагивая через разложенные внутренности. – И продезинфицируй плитки.

Все семейство скрылось в доме, а я приступил к зачистке. До меня доносились возмущенные голоса.

– Черт знает что, – сказал Лесли. – Лежу себе, читаю, и вдруг у меня перехватывает горло!

– Это отвратительно, – сказала Марго. – Я не удивляюсь, что Лугареция упала в обморок.

– Ему срочно нужен новый репетитор, – сказал Ларри. – Вот так на пять минут выйдешь, а когда вернешься, увидишь, что он уже разделал Моби Дика на крылечке.

– Я уверена, что он не имел в виду ничего плохого, – сказала мать. – Но, конечно, глупо было устраивать это на веранде.

– «Глупо»! – передразнил Ларри. – В ближайшие полгода мы будем разгуливать по дому в противогазах.