Романов согласился обучать мастеров и стекловаров в том числе. Но отказывается продавать песок из которого его варят. Когда мастера вернулись, он передал какое-то количество, для того чтобы убедить князя в том, что и умельцы обучены должным образом, и печь сложена как надо. А вот песочек уже ищите у себя сами.

Но Ратибор, княжий боярин мог себе позволить дорогую покупку, и застеклил все окна именно прозрачным стеклом. Не ради себя старался. Ему хоть бычьим пузырем затянуть, разница не велика. А вот молодая супруга, дело иное. Прежнюю-то схоронил. Господь прибрал, когда четвертого ребенка рожала. Так обоих и потерял. Горевал крепко, ибо жену любил. Думал уж все, вдругорядь такого не случится. Но вот повстречал на торжище Смеяну, и словно голову потерял.

— Боярин, дозволь? — приоткрыв дверь, поинтересовался слуга.

— Чего тебе? — откладывая в сторону исписанную бересту, поинтересовался боярин.

— Письмо подметное во двор подбросили. Писано, что для тебя.

С этими словами вошедший в комнату слуга протянул берестяной рулончик, перевязанный бечевкой, с нацарапанной надписью «боярину Ратибору».

«Жена твоя не верна тебе. Коли немедля пойдешь к старой мельнице на Кривой речке, то найдешь ее там с полюбовником, Вторушей, княжьим ближником.»

— Смеяна где? — не отрывая взгляда от написанного, едва не рыча, поинтересовался боярин.

— Так, с Милой на торжище пошла прогуляться, — невольно отступая на шаг, испуганно произнес слуга.

— Боголюбу вели собрать десяток, выдвигаемся верхами.

— Слушаюсь, — с поклоном ответил слуга, и тут же скользнул за дверь.

Справедлив хозяин. Добр и щедр. Но и лют бывает. А тогда уж ему под руку лучше не попадаться. И сейчас похоже тот самый случай.

Очень скоро дюжина воев выметнулась со двора и распугивая кур да бродячих псов пронеслись по улице детинца, выскочив в город, и далее к воротам. Люди едва успевали жаться к стенам домов, чтобы не быть стоптанными копытами. Не принято в Переяславле устраивать на улицах скачки. За то спрос серьезный и вира положена. Но видать боярину правда не указ. Эвон как погоняет боевого коня. И как только никого не стоптал.

Старая заброшенная мельница укрыта с большака деревьями. К ней вьется едва заметная тропа. А было дело, имелась тут наезженная дорог. Но случилось так, что хозяин помер. А ниже по течению появилась другая мельница, побольше прежней. Вот и захирело подворье. Но судя по едва заметной стежке, кто-то туда регулярно наведывается.

— Мельницу окружите, чтобы ни одна мышь не выскользнула.

— Может я с тобой, боярин? — предложил Боголюб.

— Ник чему. И сам управлюсь.

— Вмешиваться не стану. Но тебе видок потребен, чтобы все по правде было.

— Добро.

Сама мельница стоит покосившись, и уж почти разрушилась. Без ухода и догляда, все приходит в запустение. Сараи так же покосились, а крыша прохудилась. А вот домик по всему видать содержат в порядке. Кто? Да мало ли. Видать кому-то понадобилось. У крыльца привязаны две лошади. Знать есть внутри кто-то.

Десяток рассыпался по кустам, охватывая подворье. Движутся словно тени, не смотри, что все в железе. И сам боярин с Боголюбом выказали не меньше ловкости, подобравшись к самому крыльцу. В этот момент из-за угла появился какой-то паренек, с ведром в руках. По всему видать холоп, что за домиком присматривает. Не успел он удивится, как тут же упал в беспамятстве, словив в лоб могучий кулак десятника.

Ратибор поднялся на крыльцо и дернул дверь. Открыто. Не стерегутся полюбовники. Конечно если в берестяной цидульке правда прописана. Он до последнего верить не хотел в измену. Когда несся по улицам града все всматривался в прохожих, шарахающихся в стороны. Вдруг ладу свою приметит. Прошел из сеней в комнату.

— Здрава будь, Смеянушка, — угрюмо произнес он.

Нагая девица на постели устланной медвежьей шкурой сжалась в комок, потянув к подбородку одеяло из волчьих шкур. Вторуша подхватился, и бросился к мечу прислоненному к стене. Да только кто же ему даст шанс. Сердце стонет от обиды и горечи, в голове бурлит котел ярости, а тело само все делает так, как должно.

Короткий шорох клинка покидающего ножны и сталь сходу отсекла кисть Вторуши, ужи почти ухватившую рукоять меча. Шаг вперед и кулак прилетел в душу. Жена сжалась в комок не жива ни мертва, не в состоянии вымолвить ни звука. Ратибор подбил ногу полюбовнику и когда тот рухнул на колени, не отводя взгляда от глаз Смеяны вскрыл ему глотку. После этого толкнул коленом агонизирующее тело на деревянный пол.

Подошел к неверной, и схватив за волосы выволок на средину комнаты. Говорить не хотелось. Вообще. А тут еще и ком в горле, да такой, что боль невыносимая, и дышать нечем. Зажмурился так, что из уголков глаз слезы пошли, невольно всхлипнул, и полоснул клинком по белоснежной тонкой шее, враз прорезав ее до самого позвоночника…

— Как он смел! — Ростислав пардусом обернулся в сторону вошедшего в горницу, вперив в Федора гневный взгляд.

— Его правда, князь, — заступая дверь, так, чтобы тот не смог покинуть помещение, твердо произнес дружинник.

— Отойди в сторону, — прошипел князь

— Не отойду. Хоть казни.

Нож покинул ножны и замер у горла дерзнувшего противиться княжеской воле. Федор нервно сглотнул, невольно скосив взгляд вниз, хотя и не мог видеть лезвие. Потом твердо посмотрел в глаза Ростислава.

— Вторуша сам виноват. И коли ты в гневе примешь решение казнить, то и до беды недолго. Не все бояре примут это, да и дружина разделится. Добром это не кончится. По правде, Ратибору полагается вира в казну. За убиенного прелюбодея Вторушу сорок гривен, за неверную жену двадцать.

— То есть, он моего ближника казнит по своей воле, а я должен это принять, — брызжа слюной, гневно выплюнул молодой князь.

При этом он надвинулся на Федора, продолжая удерживать отточенную сталь у его горла. Парень почувствовал, что еще малость надавить, и кожа будет взрезана. Едва удалось сдержаться, чтобы не скрутить этого дурака. Не ссориться ему нужно с князем, а занять место покойного Вторуши.

— Сейчас, — делая ударение на этом слове, вновь заговорил Федор, — правда на его стороне. Но так оно будет не всегда.

— Уверен? — продолжая сверлить его взглядом, поинтересовался князь.

— Знаю, — убежденно произнес парень.

— И когда правда свершится?

— Не минует Вторуше и сорока дней.

— Я подожду, — убирая нож в ножны, и дергая щекой, произнес Ростислав.

Отошел к столу. Схватил кувшин со сбитнем, и опустошив его в несколько долгих глотков, аккуратно поставил на стол. Отер рушником губы, прикрыл им же опустевшую посуду. После чего обернулся к Федору с совершенно спокойным видом. Тот отшагнул в сторону от двери, изобразив долженствующий поклон.