— Здрав будь, Еремей, — поднявшись из-за стола, произнес Романов.

— И тебе поздорову. Только вот ума не приложу, кем ты будешь, мил человек?

— Отчего же тогда пришел, коли доверия ко мне нет?

— Оттого, что коли ты знаешь про этот дом, то и о другом ведаешь. А стало быть, и выбор у меня невелик, — угрюмо буркнул гость.

— Я Михаил Романов, воевода великого князя Всеволода. Присаживайся к столу, отужинай, чем бог послал, — указывая на стул, предложил он.

— Ага. Знаю такого. Четыре года назад перестал с нами торговать, — устраиваясь за столом, произнес Еремей.

— Всеволод настоял. Пришлось подаваться с торговлей на турецкий берег. Вина? — берясь за кувшин, предложил Михаил.

— Поди за нефтью потянулся, — кивая в знак согласия, произнес Еремей.

— Врагов вокруг много, а у меня людей мало.

— Слышали мы тут, как ты малым числом половцев гоняешь.

Еще бы не слышали. Борис вычислил олеговского подсыла и тот регулярно отправляет своему господину отчеты. Прошедшие цензуру, ясное дело. Но это уже детали. В частности, князь был уверен в том, что Всеволод силой вынудил Михаила отказаться от торговых операций с Тмутараканью. И что сам Романов, по этому поводу расстроен до крайности, спит и видит, когда же можно будет восстановить столь выгодное сотрудничество.

— А о том, что Евгению отравил Олег, ты тоже слышал? — отпив вина, поинтересовался Михаил.

— Она же от хвори померла, — рука Еремея замерла, недонеся кубок до губ.

— И ты этому поверил?

— Откуда знаешь? — вновь помрачнел Еремей.

— Евгения предлагала тебе поддержать ее, как только не станет ее мужа. И ты согласился. Не гляди на меня так. Я это знаю точно. Как знаю и о том, что уже тогда Олег начал переговоры с Осолукканом, о возможной женитьбе на его дочери.

— Она не говорила об этом.

— Зато ты знаешь, что теперь он сговаривается с ханом открыто.

— Это так, — подтвердил воевода.

— Недолго горевал, не находишь? А главное, убрав Евгению, он не тронул тебя. Значит, не подозревал о заговоре. Она же тебя не предала.

— И чего ты хочешь?

— Закончить то, что хотела осуществить женщина, которую ты любил.

— Как?

— С твоей помощью конечно.

— И зачем тебе это нужно?

— Затем, что Олег не успокоится и будет все время смотреть на Русь.

— А тебе какая от того печаль?

— Святославич не умеет ничего создавать. Он может только грабить. Ему хочется владеть многим, пусть даже и прозябающем в нищете. Ведь всегда можно сходить в поход на соседа, что послабее. Или податься с войском на службу к польскому королю или ромейскому императору. И все, опять полная казна, которую можно проедать. А там и повторить.

— И что в этом дурного?

— Для меня все дурно, Еремей. Утвердится Олег в Чернигове. Пробудет какое-то время в довольстве. А там и казна опустеет. Прежде чем затевать дальний поход, он станет смотреть на тех, кто под боком. Про мое богатство уже такие байки ходят, что даже сам себе завидовать начинаю. Так что, не минует меня Святославич. И коли так, то мне проще его сейчас упокоить, чем потом в поле рубиться или на стенах град свой защищать.

— А другие, стало быть, не придут грабить? — усомнился Еремей.

— Другие может и хотят, да воле великого князя подвластны. А он не волк по сути своей, а бык, впрягшийся в тягло, что Русью зовется. Ремесла развивает, мастеров учит, города ставит.

— А мне это зачем надо?

— Не станет Олега, останутся его малолетние сыновья, что в родстве с влиятельным ромейским родом Дука. Мальцы еще совсем. Но уже наследники. Тмутаракань, вроде и Русь, но в то же время, порядки тут ромейские. И пока они в возраст не взойдут, при них должен быть воспитатель. А если с ними что случится, ведь все мы под богом ходим, то тот, кто долгие годы управляет княжеством, императора устроит больше кого иного. Тмутаракань это восточные ворота Царьграда. Взять под контроль Белую Вежу, поставить град на Волге, обезопасить волок. Золото само рекой потечет в казну. И сил для этого в княжестве более чем достаточно.

— С чего ты взял, что я стану умышлять против княжичей?

— Так и не умышляй. То твоя воля. Просто имей в голове, что Олег в любом случае не жилец, потому что худо мне от него будет. Сможешь подхватить власть опекая княжичей. Хорошо. А не сумеешь… Мне без разницы.

— Коли без разницы, и с Олегом ты сам можешь управиться, то к чему тогда этот разговор?

— К тому, что союзник у тмутараканского стола мне вовсе не помешает.

— Мне нужно время, — задумавшись, произнес воевода.

— До весны хватит?

— Хватит.

— Вот и ладно. И, да. Днями передам тебе двенадцать тысяч ромейских милиарисиев. Поди пригодятся.

— Княжичей я губить не стану, — обозначил воевода.

— Да и не нужно. Мне они не помеха, — отмахнулся Михаил.

Завершив ужин, они расстались, вполне довольные итогами переговоров. Не сказать, что Романов доверял воеводе. Сюда-то он пришел один. О чем свидетельствовали соглядатаи из нищих. И отсюда направился прямиком в казармы. Но это ничего не значит. Поэтому, ночевать в доме они не остались, а предпочли перебраться в одну из гостиниц.

— Данила, а что скажешь, возможно ли вынести всю библиотеку Евгении?

Михаилу нужен был рецепт этого египетского дурмана. Только не следует подсылу во дворце знать, что именно его интересует. Уж кто, кто, а Михаил знал, что информация это ключ к успеху. А с помощью этого снадобья можно получить достоверные сведения. Даже пытки не гарантируют этого. Правда, можно и обмишулиться, если допрашиваемый и сам заблуждается. Но это уже частности.

— Если там пара-тройка книг, то не сложно. А если больше, то и не знаю.

— Вот и узнай. И еще. Одного подсыла во дворце мало. Нужно как минимум два, и чтобы друг о дружке не знали.

— Борис Николаевич уже велел увеличить число шпионов до трех.

— Вот это правильно.

Шаги за дверью становились все отчетливее. Иероним замер, прижавшись спиной к дверному коску, словно так можно было укрыться, вздумай кто открыть дверь. На лбу тут же выступила холодная испарина, а душа ушла в пятки. Горе ему! Ну вот угораздило же его соблазниться тем серебром. Да еще и расписку написал. Идиот!

Когда княгиня Евгения опоила его, он был уверен, что пропал. Поначалу-то все просто замечательно. Задаваемые вопросы казались ему несущественными, а беседа с красавицей Евгенией и вовсе доставляла удовольствие. Она была такой доброжелательной. И даже одаривала его лаской. Пусть это и выражалось всего-то в том, что она поправляла его волосы, обтирала тряпицей пот и легонько поглаживала по щекам и плечам.