– Скверно выглядишь, братец, – сказал Дарен.

– Будешь тут цвести, когда творится Лихо знает что.

– Ты спишь вообще?

– Бывает. А ты зачем зашёл-то?

Дарен замялся и неопределённо передёрнул плечами. На его красивом лице залегли тени, а волосы упали на глаза, и Атли на мгновение даже залюбовался этим зрелищем.

– Хотел выразить соболезнования и поддержать, но, как видишь, не очень вышло. Что теперь будет с Гвардией?

Вопрос ударил под дых. Атли понял, что не может больше стоять, расстегнул плащ, бросил его на спинку кресла, а сам рухнул на мягкую подушку.

– Совет назначит капитана Соколов. – Его коробило от собственных слов. – И учитывая, что произошло на площади… нам повезло, что они не стали требовать большего. И были бы правы. Мы… то, что случилось, непростительно.

Дарен перегнулся через стол и хлопнул Атли по плечу:

– В этом нет твоей вины, братец.

– Есть, Дарен. За всеми этими разборками с Советом я совершенно забыл о том, что должна делать Гвардия прежде всего. Я забыл о людях, Дарен.

* * *

Атли не помнил, как заснул.

– Давно не виделись, сынок, – звуки родного языка резанули слух, и Атли обернулся.

Король Вегейр сидел на высоком каменном троне и поглаживал бороду. Медово-жёлтые глаза смотрели на Атли, как обычно, снисходительно. Старый шрам, пересекавший всю левую половину лица, делался особенно заметным и глубоким в дрожащем свете факелов. В нише за спиной Вегейра возвышалась статуя Великого Волка.

– Что ты здесь делаешь? – огрызнулся Атли, оглядываясь в поисках выхода. Большая часть тронного зала утопала в тумане. Вот бес, ещё несколько мгновений назад он был в своём кабинете в гарнизоне и корпел над документами. Когда он успел задремать? А Вегейр вот, похоже, уже какое-то время ожидал его в чертогах снов.

– Твоя тревога нашла меня даже в Северных Землях. Я беспокоился и решил узнать, всё ли в порядке у моего сына.

Атли с досадой цокнул языком. Чутьё вожака волчьей стаи нельзя обмануть.

– Ты интересуешься как отец, как вожак или как предприимчивый король? – Атли не смотрел на Вегейра, он смотрел в глаза Великому Волку за его спиной.

– Я всегда един, как и Великий Волк. – Вегейр поднялся с трона, огромный и широкоплечий, укутанный в чёрный меховой плащ, он взметнулся ввысь устрашающей тенью.

Атли едва сдержался, чтобы не попятиться. Вегейр, кажется, заметил это желание, потому что расплылся в широкой улыбке.

– Да брось, сынок, – сказал он, смеясь. – Разве не доказал я тебе свою благосклонность? Разве не даровал я тебе волю, освободив от клятвы верности и отпустив в эту твою… Гвардию?

Настала очередь Атли усмехаться:

– Будто ты не знаешь, что для нас, оборотней, клятва верности всего лишь красивая формальность. Все эти клятвы – пустой звук для таких как мы.

Теперь он смотрел отцу точно в глаза. Нет, не отцу – вожаку. Для оборотней клятвы действительно значили мало, они были связаны гораздо более прочной, древней и неразрывной цепью – полной и безоговорочной покорностью своему вожаку. И, разумеется, Вегейр это прекрасно знал.

– Что ж, ты прав, сынок. – Король спустился с возвышения и встал напротив Атли, оставшись выше него на две полные головы. – Я не могу разорвать нашу связь, но однажды она прервётся. С моей смертью. Когда ты, сынок, станешь вожаком. Но я разорвал клятву верности, чтобы показать – я доверяю тебе и позволяю самому выбирать свою жизнь.

– До тех пор, пока ты не решишь призвать меня, – вскинул брови Атли. Он что, и разговор с Дареном умудрился каким-то образом подслушать?

– У тебя есть долг. Перед народом. Перед стаей. И рано или поздно тебе придётся вернуться, чтобы принять своё предназначение.

– Ты за этим пришёл? Напомнить мне о том, кто здесь главный? Так я не забыл!

Пощёчина сбила Атли с ног. В левом ухе зазвенело. Даже во сне наказания вожака были ощутимы и болезненны.

– Я… – Атли поднял на отца глаза, – никогда не вернусь!

Вегейр взревел, схватил Атли за грудки и со всей силы ударил о землю. Если бы рёбра во сне можно было переломать, они бы раскрошились от этого удара. Но здесь была только боль.

Вегейр прижал Атли к полу, и огромная рука мёртвой хваткой сомкнулась на его челюсти.

– Ты вернёшься, когда я прикажу! – выплюнул он в лицо сыну и отбросил того в сторону, как тряпичную куклу.

Атли, парализованный ударом, не мог пошевелиться и так и остался лежать на полу, уткнувшись лбом в холодный камень. Всё, что он слышал – удаляющиеся шаги короля Вегейра.

* * *

Кирши собирал вещи в дорогу, когда Атли ворвался в комнату, громко хлопнув дверью.

– Поездку придётся отложить, – бросил он, а Кирши обдало гневом, страхом, болью и острым, как сотня раскалённых спиц, желанием.

– Почему? – в горле тут же пересохло, а внутри всё сжалось, но он выпрямился, заслоняя собой дорожную сумку.

– Потому что я так сказал! – рявкнул Атли, стащил с себя кафтан и отшвырнул в сторону. – Раздевайся.

– Ты виделся с отцом? – Кирши знал этот взгляд Атли, дикий, звериный взгляд волка, голодного, загнанного и жестокого. Он боялся этого взгляда, потому что знал, что всегда следует после.

– Раздевайся!

Кирши снова обожгло волной ярости. Она врезалась под рёбра и спустилась горячей, ноющей истомой вниз живота. Кирши стиснул зубы, мышцы напряглись против воли, и руки скользнули к полам рубахи. Он не мог противиться прямому приказу и ненавидел себя за это. Ненавидел Атли и одновременно хотел. Чувствовал каждую его мысль, каждое его движение, каждый отголосок его дикой, звериной жажды. Они захлёстывали тёмными водами и тащили в омут на самое дно. И Кирши уже не мог разобрать, чьи же это чувства, и существует ли он на самом деле, или всё, что от него осталось – лишь чужое отражение. Или… он сам этого хотел?

– Ты мой, слышишь? – дыхание Атли обжигало ухо, а руки тащили куда-то, но Кирши не видел ничего, не слышал ничего, он полностью растворился в тёмных водах. – И я никуда тебя не отпущу. Как ни проси!

Эти слова немного отрезвили. В памяти белым светом замаячила цель, надежда, спасение. Кирши должен был что-то сделать и куда-то бежать. Заполучить. Шкатулку. Освободиться.

Атли подмял его под себя и навалился сверху, и Кирши снова исчез. Мысль растворилась, так и не обретя форму, а шторм снова утащил его под воду. Кирши закрыл глаза, наконец смиряясь, уступая и стараясь забыться. Атли отчаянно нуждался в убежище и не умел просить о нём иначе.

На несколько мгновений Василиса забыла себя. Мир исчез, погрузив её в бесконечное ничто. Безмирье. Безвременье. Словно кто-то ножницами вырезал её из действительности и перенёс на чистый белый лист. И она падала, падала, падала в его сияющую белизну, не в состоянии найти точку опоры. На этот раз она что-то потеряла, оставила позади, явственно это осознавая, но ещё не понимая, что же именно покинуло её тело.