Василиса попробовала снова, но снова ничего не вышло. Выругавшись, она запрокинула голову к небу, жадно хватая ртом каждую капельку.

Не отвлекаясь, попробовала разжечь несколько искр. Ничего. А воздух?

Широкие, выразительные, почти танцевальные пассы не вызвали даже малейшего ветерка.

Василиса уставилась на свои руки, от ужаса не в силах даже вдохнуть. Неужели? Неужели это та самая цена, которую пришлось уплатить за переход? Чары.

Изуродованное мор тело и почерневшие пальцы не выбили Василису из колеи так, как осознание того, что она потеряла способность к плетению чар. Это оказалось больнее касания мор. Страшнее серпа в сердце. Будто с косой ей отсекли невидимую, но очень важную, необходимую часть её самой, ту самую, что делала её собой. И самое ужасное, что Василиса чувствовала её, чувствовала магию в своём теле. Она наполняла резерв и залечивала раны, но никак, никак не хотела вырываться наружу, будто между ней и Василисой выросла невидимая преграда. И сколько бы чародейка об неё ни билась, ни молотила кулаками и ни рвалась, магия оставалась недосягаемой.

Василиса тяжело задышала, руки затряслись, а колени сделались ватными и податливыми, неспособными больше выдержать вес её тела. Василиса упала, ударила кулаками песок и закричала. И кричала, пока не закончился воздух в лёгких, пока силы не покинули её.

Она сгорбилась, уткнувшись лбом в остывший песок, и то ли плакала, то ли скулила, дрожа всем телом.

Холод ночной пустыни быстро пробрал её до костей и привёл в чувство. Оставаться на месте было нельзя.

Двигаться ночью, пока не жарко, а на день, если получится, искать убежище. Но куда идти? Василиса огляделась.

«Думай. Думай».

Спустя несколько мучительных мгновений в голову ей пришла безумная мысль.

Если конь на самом деле часть её, если он порождён её магией, то, возможно, она сумеет его почувствовать? Василиса снова вспомнила вечер в кровнице, когда Кирши поделился своей силой и потом, когда они лежали рядом. Василиса чувствовала, как его сила колола изнутри её кожу, желая вернуться к своему хозяину. Что, если и её магия, заключённая в коне, тоже стремится назад?

Василиса поднялась на ноги и отряхнула с колен приставший песок. Выпрямилась и закрыла глаза.

Она толком не знала, что именно искать и как это делать. Вспомнила уроки Белавы и представила, как магия золотым потоком струится по телу, собирается в сверкающий узел у самого сердца и нитью тянется туда, куда велит чародей.

С другими чародеями у Василисы делиться магией не получалось, но вдруг теперь выйдет? Ведь технически она делилась магией с самой собой. Василиса простёрла руки к небу и сосредоточилась, представляя золото чар.

«Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста!» – молила она.

Василисе нужен был этот подарок судьбы, маленькая уступка, только сейчас, а потом… потом она что-нибудь придумает. Всего лишь маленькая уступка.

И судьба оказалась благосклонна. Невидимый заслон, прятавший от Василисы её магию, дал небольшую трещину. С пальцев сорвался сноп золотых искр. Они взметнулись в небо россыпью звёзд и зашипели, испаряясь под каплями дождя.

Искры никуда её не вели и ни к чему не стремились, кроме бездонной высоты. Василиса попытала счастья снова, но результат вышел тот же. Ничего, кроме красивых переливов на фоне ночного неба, у неё сотворить не получалось.

– Похоже, я ошиблась, – пробормотала она, глядя, как гаснут рыжие всполохи в темноте. – Или просто делаю что-то не так.

Разозлившись на себя, Василиса выбросила в небо кулак.

Огромный огненный поток змеем взвился в небо так высоко, что чародейка даже на мгновение поверила, что он достанет, царапнет хвостом небосвод и подожжёт тучи, превратив их в бескрайнее полыхающее море. Но змей завернулся в спираль, укутываясь в клубы пара, и огненным дождём осыпался на землю. А Василиса вздохнула полной грудью. По крайней мере, огонь так и не покинул её. Её огонь. Пусть это и было лишь короткое одолжение со стороны магии: Василиса чувствовала, как трещина в невидимой преграде затягивается, снова отрезая её от чар, но сейчас… сейчас она была почти готова это принять.

«Останки» змея догорали на песке и тихо гасли один за другим, как исчезают с неба звёзды на рассвете. Василиса, всё ещё заворожённая этим зрелищем, кивнула самой себе, с облегчением чувствуя, что готова идти дальше. И неважно, куда приведёт её путь. Внутри стало тихо, легко и спокойно. Выпрямившись, Василиса обернулась.

На вершине далёкого, напоминающего серп бархана стоял рыжий конь и нетерпеливо бил копытом.

Малый зал для собраний представлял собой просторное круглое помещение в главной башне гарнизона. Из шести больших арочных окон был виден, казалось, каждый уголок заснеженного Даргорода. Посреди зала стояли круглый дубовый стол и четыре стула с высокими спинками. Ещё четыре таких стула умостились вдоль стен рядом с сундуками, забитыми книгами, свитками и давно забытыми бумагами и картами. Над ними висели три знамени Гвардии.

На столе лежала карта Первого материка, или, как называли эти края гусляры и бродячие сказители, Дивных Берегов. Карта пролежала на столе так долго, что чернильные контуры её уже выцвели и поблекли. Только роза ветров – стрела, наконечником определявшая север, – в левом верхнем углу карты каким-то чудом сохранила глубокий чёрный цвет.

День выдался хмурый и по-зимнему тёмный, так что факелы горели в зале с самого утра. Снег валил всю ночь, не остановился и с рассветом, и площадь, на которой ещё вчера было кровавое месиво, превратилась в безукоризненно белое поле. Атли безотрывно смотрел на него с высоты башни, и, если бы не привкус металла на языке и не солоновато-сладкий запах крови, что всё ещё витал в воздухе, он мог бы поверить, что ничего не произошло. Что вчера он собственными руками не разрушил будущее Гвардии, что никто не погиб по его вине.

Кирши стоял неподалёку, прислонившись спиной к стене, и притворялся, что дремлет, но Атли чувствовал, что Тёмный наблюдает за ним из-под полуприкрытых век.

Дверь скрипнула, и в зал вошла Ярослава. Сегодня её голову украшали два рогатых месяца с сапфирами, а белое платье с золотыми, расшитыми жемчугом воротом и длинными рукавами выгодно подчёркивало смуглость кожи. На плечах лежал белый меховой плащ. Высокая и широкоплечая, она напоминала мраморную статую, прекрасную и такую же холодную.

– Вижу, у вас не принято начинать вовремя, – сказала она вместо приветствия и, скинув с плеч плащ, бросила его на ближайший стул.

– А ты что здесь…

– Совет решил, что я стану прекрасным капитаном Соколов, – перебила Ярослава, подошла к соседнему окну и изящно сложила руки на груди. По непроницаемому лицу нельзя было сказать, рада она своему назначению на новый пост или нет. Ярослава повернула голову к Атли и прищурилась. – Тряхну стариной.