Матрона тогда жила на Сходне или на Арбате, не помню. Приехала я за советом. «Что делать? И так, и так смерть». Она опять постучала кулаком о кулак: «А я не разрешаю. А если вы, родители, разрешите, она умрёт под ножом. А сколько Бог нарёк — столько проживёт». Дочь отказалась от операции, и процесс в легких закрылся, всё прошло. Она сейчас лёгкими здорова, даже на учёт не поставили.

Раба Божия Анастасия из города Кимовска говорила:

— Ещё до Сходни Матрона жила в Загорске у тети Поли. Я часто к ним приезжала. Однажды из Царицыно приехала одна больная, — муж её был полковником. Она 14 лет лежала на спине. Её на носилках внесли, когда они первый раз приехали. Во второй раз она уже сидела, а в третий раз уже сама шла. Муж её не знал, как отблагодарить Матрону: «Я тебе хоть машину куплю». А Матрона от всего отказалась: «И машина мне твоя не нужна». Матрона всё время сидела на койке. Ручки маленькие, ножки коротенькие. Я к ней боялась прикоснуться. Она меня звала Сёмкой, тетю Дашу — Петькой, тетю Таню звала Ванькой, тетю Грушу — Андрей, всех звала на прозвище. За Матроной ухаживала Пелагея, которая потом умерла, тетя Поля Красноярская, порченая. После тети Поли — тетя Даша и тетя Таня. На Сходне — тетя Груша (Агриппина Ивановна) и дядя Сережа Ракитинские. Многие приходили к Матроне. Всякие ходили, бывало, и на машинах приедут… Порченую на носилках несут, а она упрётся в притолоку и не идёт. А притом сама всё рассказывает, кто ей что сделал. Матрона ножки поджимала под себя, под юбку. Люди сядут на колени, а она одной рукой по голове порченой женщины водит, а другой рукой крестит её. А та кричит: «Ты слепая, и дурочка, и урод! И куда ты меня прёшь? — на улице дождь!» …Мать Матушки умерла в 45-м году, тетка Марфа — в 41-м. Братья её были дядя Миша и дядя Ваня. Они были неверующими, особенно дядя Миша. Они её вообще не понимали. Дядя Миша тут всех кулачил, а дядя Ваня всё-таки к ней приходил, когда стал плохой здоровьем. Он был маленький ростом, с усиками, худенький. Приходил и на кладбище, плакал. Тетя Дуня, его жена, тоже к ней ходила.

Другая односельчанка вспоминала о Иване Никонове так:

— Брат Матрюшин в силы своей сестры не верил: «Что там она знает?» Свой брат, родной, — а не верил! А как коснулось его горе, так и поверил в сестру. И вот в последнее время брат начал к ней ездить и прощение сколько раз просил у сестры!

Последним местом земной жизни блаженной старицы стала Сходня, — предместье подмосковного городка Химки. Здесь, в домике на Курганной улице она и отошла ко Господу. Вот несколько рассказов о последних днях великой старицы.

Анна Филипповна Выборнова:

— Бывало, только зайдешь, — уж она говорит из своей комнаты: «Это наши, наши себинские! Соскучились обо мне. Открывай скорее!» Вот какая она была прозорливая. Или придут к ней за двести километров. Идут, а по дороге о своём думают. А уж только они зайдут, она им говорит: «Вот, что вас ко мне привело, вот у вас какая беда». И заранее всё им говорила и даже по имени их называла. А ещё вот какой случай был. Приехал мой брат из Москвы к матери. И вот повели мы с ним корову продавать на станцию Жаворонки, что от Белорусского вокзала. Мы только километров тридцать прошли, когда обнаружили, что брат обронил где-то документы: свои и мои, и коровьи — всё растерял. Он говорит: «Я сейчас застрелюсь! Куда мне деваться?» А я в сердцах назвала старшего брата дураком: «Дурак, что ты говоришь?» — «А как же мы теперь пойдем?» — «Будем Матрону просить, она нам поможет, она с нами пойдёт». И наша Матрюша начала издали указывать нам путь и дом, где ночевать. До Москвы мы шли десять дней. И вот как ночевали: я мысленно попрошу у Матроны показать, подходящий дом, — она и покажет. Мы стучимся — и нас принимают. Мысленно показывала, конечно, издалека. Вот я не знаю, где остановиться, а потом Матрона подскажет — и я уж знаю, какой дом. И я брата спрашиваю: «Где ночевать-то будем?» Он говорит: «Вон дом за огородами, с голубой крышей». Туда пошли, постучали, хозяева нас пустили и ночлег дали. А когда патрули приходили, то они отвечали: «Чужих у нас нет, только брат с сестрой приехали». А у нас документов-то нету! А они нас не спрашивали, принимали, как родных. И так всю дорогу было. Вот, за десять дней мы дошли, корову привели, всё благополучно. Брат дивится: после войны патрули везде стояли, всех останавливали, но нас нигде не трогали. Я брату говорю: « Ты видишь, какие чудеса!» Он говорит: «Вижу, Нюра». Потом я говорю: «Вот мы приедем в десятом или в одиннадцатом часу, поедешь к Матрюше?» — «Поеду». Пришли мы с братом к Матроне. Ещё дверь не открылась, а слышен её голос. Хожалка открывает, а она смеется: «Пускай, пускай их, это свои. Я слепая, всю дорогу с ней шла, корову за хвост вела. И корову её веди, и дом ей найди, и чтобы ночлег у хороших людей! Вот когда я тебе и понадобилась-то! С языка меня не спускала!» А брату говорит: «Как это сестра моложе тебя, а тебя дураком назвала!» Брат потом говорил: «У меня волосы дыбом встали, ведь она с нами не шла, а всё знает». А тогда брат спрашивает у Матроны: «Что же мне теперь делать все документы потерял, всё растерял». — «Твои документы стоят только десять рублей. Ничего тебе не будет». Вот поблагодарили мы Матрюшу! Какая она правильная, какая вера глубокая была! Богодарованная!

Прасковья Кузьминична из Епифани:

— Моя мать поехала к Матрюше последний раз и говорит: «Я за девочек, за дочерей своих душою болею». Матрюша ей велела: «Поживи тут пока, а то настанет такое время, когда тебе захочется сюда приехать, и не сможешь». И действительно, сестра вышла замуж, а зять попался такой, что мать больше не могла приехать к Матрюше. У меня тоже был жених. Мать пошла к Матрюше и рассказывает ей, что ко мне ребята ходят. Она матери: «Ох, да что ты волнуешься? Подумаешь, ребята ходят. А вот есть у вас один