Гудмунд и Рулав снарядились одинаково: брони, шлемы, щиты, мечи. На ногах и руках никакой защиты, если не считать браслетов на запястьях. Илья, поскольку обещал не драться, щита брать не стал, сразу обозначил свое отношение – скрестил руки на груди.

Германцы облачились посерьезнее: бронь мощнее, наручи, поножи. Но двигались легко, такая тяжесть была им привычна.

Легко, но все же не так проворно, как русы, потому попытавшийся прорваться к Илье Герхарт был без труда перехвачен Гудмундом. Нурман двинул щитом так, что германец упал на колено. Добивать его свей не стал, дал возможность подняться. Надо думать, решил продлить удовольствие. Ну и поразвлечься по-своему. Ногу отрубить, например. Или руку.

Ногу германец успел прикрыть щитом… И, пропустив удар Гудмундова щита, опять упал на колено.

На сей раз свей не стал выжидать, а просто пнул Герхарта в щит, отчего германец опрокинулся на бок.

– Любишь ты валяться! – заявил Гудмунд. – Может, ты баба, а не мужик? Тогда скидывай портки и раздвигай ляжки!

Народ вокруг шутку оценил: разразился хохотом. Тут же несколько голосов выдали советы, как именно Гудмунду следует поступить с противником. Нет, не любили здесь германцев.

Герхарт захрипел от злости и попытался подрубить Гудмунду лодыжку, но тот вовремя убрал ногу. Он наслаждался всеобщим вниманием и собственной силой.

И не торопился, чем не преминул воспользоваться противник. Вскочил перекатом и обрушил на свея град ударов.

Праздничные Ворота отбивался с подчеркнутой ленцой. Илья видел, что Гудмунд уже раз пять мог достать противника, но не спешил. Куражился. Он был почти на голову выше, намного сильнее и в скорости, пожалуй, превосходил. И нурману мало было просто убить рыцаря. Он хотел славной победы, то есть такой, в которой он, Гудмунд Праздничные Ворота, показал бы себя воином великой мощи. И посему следовало противника подготовить, то есть сделать совсем безопасным. Например, как следует измотать.

Собственно, этим свей и занимался. Германец яростно орудовал мечом, вкладывая полную силу в каждый удар, Гудмунд уклонялся с неожиданной для такого гиганта грацией и на каждый промах отвечал не ударом, а обидной шуткой. А потом выбрал момент и снова приложил противника щитом. Отлетев шагов на десять, бедняга приземлился на четвереньки.

– Вот теперь ты почти правильно встала, девица! – одобрительно пробасил Гудмунд. – Спускай штаны и…

…И тут Герхарт показал, что пренебрегать им рано. Рванул с низкой позиции. И не к Гудмунду, а к Рулаву, который всё еще обменивался со своим противником осторожными выпадами.

Варяг и германец оказались примерно равными по силам, понимали это и искали победы не быстрой, а верной.

Герхард рассчитал точно. Напасть внезапно, поразить руса неожиданно, со спины. И мог бы преуспеть, потому что за рёвом толпы его топот был не слышен, а Гудмунд замешкался, возможно, даже растерялся.

Илья был слишком далеко, чтобы перехватить германца.

Зато он мог предупредить товарища.

– Рулав, спину! – рявкнул княжич.

Зычный рык Ильи и в настоящем бою слышно, не то что в людском шуме. Так что Рулав оглянуться успел. И даже не дал своему противнику воспользоваться ситуацией «два на одного»: ушел в сторону так, чтобы тот либо перекрыл земляку путь, либо «уступил» дорогу соратнику. Второй вариант. Прежний противник Рулава сделал пару шагов в сторону и встретил набегающего Гудмунда. И неплохо встретил: ушел с линии атаки и хлестнул сбоку, да так, что просек отменную кольчугу и достал до живого.

Насколько опасна рана, понять было трудно. Во всяком случае, на быстроте и силе Гудмунда она не отразилась. Свей развернулся мгновенно и еще быстрее атаковал, перехватив щитом новый удар, налетел всем весом, отбросив германца на пару шагов, тут же подскочил, ударив краем щита в прикрытую железом переносицу и одновременно, сверху вниз, наискось, по ноге.

Удар был настолько силен, что и наголенник не спас. Германец рухнул, пятная землю кровью, а нурман с рыком: «Мой! Этот мой!» – обрушился на и без того теснимого Рулавом Герхарта. Отбросив щит, свей двумя руками нанес Герхарту страшнейший удар, разрубив и шлем, и кольчужную бармицу, и голову практически напополам.

– Ну и зачем ты это сделал? – опуская меч, поинтересовался Рулав. – Такой шлем испортил!

Вихман выжил. И даже ногу сохранил. Меч Ильи вошел глубоко, но удачно: ни кость не задел, ни жилы. Нога заживет, вывихнутую при падении кисть уже вправили, так что саксонец был доволен. Ну да, соратникам его повезло куда меньше. Рыцарь же поблагодарил Илью за славный бой, выкупил у победителя коня и оружие и посулил вызвать снова. Когда выздоровеет.

Илья не возражал. Сказал, вызывай, если марки лишние есть.

Потом был пир. Болеслав расстарался: все же его рыцарь верх взял, да еще на глазах у соперницы.

Ода, кстати, на пиру тоже присутствовала. С приближенными людьми. Под честное слово пасынка, что их жизням ничто не угрожает и на их свободу никто не посягнет.

Ода поверила. Репутация у Болеслава Храброго была такая: к врагам беспощаден, но слово держит.

На пир Ода заявилась не только с верными германцами, но и с доверенными большими боярами: Одлиленом и Прзибивоем. Имена эти были Илье знакомы. Первого упоминал лехит, пытавшийся отнять Илью у Вихмана. А второй был тем человеком, которому служил пытавшийся убить Илью шляхтич Белошиц. За каждым из бояр числилось немало земель и родни. И воеводами бояре слыли неплохими, так что могли бы стать для Оды серьезной опорой, если бы успели собрать своих верных. Хотя вряд ли они старались бы ради вдовы, а не для самих себя. Не так много времени прошло с тех пор, как князь Мешко объединил польские земли. А поделить, как известно, еще проще, чем собрать. Поделить и снова превратиться из княжьих бояр в вольных князей.

А ведь у них могло бы получиться, не окажись Болеслав быстрее, чем его враги.

Нравился Илье князь Болеслав. С ним было легче, чем с Владимиром. Может, оттого, что молод князь Польский и порывист? А может, доверительность льстила.

Илья себя ставил высоко, но Польский князь повыше. А говорит с Ильей, будто с равным. Планами делится, рядом сажает. Видно: Илья ему тоже нравится. Однако Болеслав ни слова не говорит о том, чтобы Илья перешел к нему на службу. Разбирается в людях Болеслав. Догадывается, что получит отказ, а получать отказы не любит ни один правитель.

– Славно быть воином, брат! – Гудмунд хлопнул Илью по спине. Его, как победителя, тоже нынче посадили высоко. Выше княжьих ближников. – Война и пиры! Вот оно, счастье!

Илья хмыкнул. Меч германца оставил на боку свея заметный след. К счастью, неглубокий. И ребра уцелели. А войди железо на пару вершков глубже – и закончилось бы счастье Гудмунда Праздничные Ворота. Вместе с жизнью.

Сам Илья почти не пил. Заметил, что Болеслав ограничился двумя кубками, а третий только пригубляет, и тоже решил воздержаться. На этом пиру не только друзья собрались. Вон Ода, вдовая княгиня. Страшная женщина. Не лицом, лицо обычное. Взглядом. Разок посмотрела на Илью – будто ядом плеснула. И ему сразу захотелось нарушить отцовы заветы и пришибить бабу чем-нибудь тяжелым. Злоба ее не за то, что Илья рыцаря с коня сшиб, а потому, что он, Илья, рус. Гридень великого князя Владимира. И выходит, что это Владимир его рукой бьется на стороне Болеслава. Тому не особо-то и нужна поддержка Руси. Зато неплохо продемонстрировать: удара от Киева в спину Болеслав не ждет.