Двое в штатском – от коих за версту несло переодетымигородовыми – вмиг выскочили из смежной комнатки, подхватили Лямпе под локти иповолокли во двор. Кинулись через огород, и Лямпе успел заметить, чтомальчишка, стервец, издевательски помахал ему вслед.

Часть ветхого заборчика была заранее выломана, Лямпе, безвсякого почтения подталкивая под бока кулаками, пропихнули туда, протащиличерез другой, примыкающий огород, еще через какие-то безлюдные дворики – и всетрое оказались на улице, где стояла самая обычная пролетка с поднятым верхом.Лямпе втолкнули в нее, и оба поместились по бокам – все это со сноровкой,свидетельствовавшей о немалой практике. Извозчик без расспросов подхлестнулгладкую лошадку. Не оборачиваясь, поинтересовался:

– Что за птица?

– Серьезная птичка, – удовлетворенно отфыркнулсясидящий справа от Лямпе. – В одном кармане револьвер, в другом – кастетик.Не интеллигент, надо полагать…

– Плохо ты, Мишкин, ситуацию знаешь, – хмыкнулизвозчик. – Я этих интеллигентов, с револьвертом да с бомбою, насмотрелсяв пятом годе…

Судя по разговору, извозчик, вполне вероятно, тоже былряженым полицейским чином. Лямпе не особенно задиристо спросил:

– В чем дело, братцы? По какому праву? Человек зашел вгости к знакомому…

– Сиди, – сказал тот, что справа, по причиненежданного улова, такое впечатление, настроенный вполне благодушно. – Вчасти тебе все и разобъяснят, а наше дело – маленькое… Взять под микитки,коли приказано, да довезти в товарном виде. Так что сиди себе, дыши атмосферой,а будешь ерзать – так двину…

Подумав, Лямпе оставил всякие попытки завязать беседу –сразу видно, все трое были мелкой, рядовой сошкой, с которой простобессмысленно искать взаимопонимания. Что ж, ситуация достаточно скверная,господа… но и весьма даже интересная, глядя непредвзято…

Его вытащили из пролетки в небольшом внутреннем дворике, совсех четырех сторон замкнутого стенами трехэтажного квадратного здания, –и, не давая передышки, потащили в одну из дверей. Там, в длинном коридоре,обшарили с ног до головы, быстро, однако тщательно; верзила Зыгало распахнулобитую ржавой жестью дверь и без церемоний запихнул туда Лямпе. С лязгом заперснаружи засов.

Классическая «холодная» – нары из необструганного дерева,под потолком крохотное, забранное толстой решеткой оконце, у двери – источавшаязастарелую вонь параша – лохань с деревянной крышкой. Пол последний раз мыли иподметали, право слово, не ранее Крымской кампании, а стены не штукатуриливообще с момента постройки. Брезгливо передернувшись, Лямпе присел на краешекнар, оказавшись в полной тишине и одиночестве. Машинально потянулся запортсигаром, но вспомнил, что из карманов выгребли абсолютно все.

Медленно тянулись минуты. Тщательно восстановив в памяти всесвои предшествовавшие действия, Лямпе решил, что упрекать себя не в чем. Ошибокне было. Единственно возможные в данной ситуации действия: он обязан был личнонавестить Тутушкина, отработать этот след, проверить ниточку…

За ним пришли примерно через полчаса. Верзила Зыгало изначительно менее рослый, но гораздо более юркий Мишкин распахнули тягучепроскрипевшую дверь, и Зыгало с широкой ухмылкой позвал:

– Выходь, постоялец! Заскучал, поди? Ничего, сейчастебе весело будет, все равно что в цирке…

– Наручники снимите, – угрюмо попросилЛямпе. – Руки затекли.

– А это уж, сокол, как начальство распорядится, –развел руками Зыгало. – Мы – люди маленькие, ключей не имеем… Шагай,да гляди у меня!

Его повели по чистому, но отмеченному унылостью ибезликостью коридору, какие свойственны присутственным местам, втолкнули вдверь, на которой красовалась синяя эмалированная табличка: «Сыскная комната».

«Ну да, – подумал Лямпе. – Какая-то полицейскаячасть».

Толкнули на табурет, а сами утвердились за спиной. За столомсидел человек в штатском, совсем молодой, даже года на два-три младше Лямпе, спростецким славянским лицом, конопатый, самую чуточку разлохматившиеся льняныеволосы придавали ему вид простого деревенского парнишки, наивного ибеззаботного. Вот только глаза, умные и хитрые, этому образу решительнопротиворечили. Не бывает у деревенских простяг-пастушков таких вот глаз – а уполицейских как раз бывают…

– Сажин Петр Ефимович, губернский секретарь,[12] – с приятной улыбкой представился молодой человек. – Сыскнаяполиция. Позволено ли будет поинтересоваться вашим почтенным именем иобщественным положением?

– Снимите наручники, – сердито сказал Лямпе.

– Пожалуй, – кивнул молодой человек. – Ноежели вы, господин хороший, со свободными руками станете вести себя неприлично…

– Сразу по башке, – прогудел за спиной Зыгало.

– Зыгало! – поморщился молодой человек, этакийкудрявый Лель из пьесы г-на Островского. – Сколько учишь тебя, а все безтолку… С господами следует придерживаться деликатного обращения…

– Таких господ кажинный день по Владимирке этапомгонят… – проворчал верзила.

В голосе молодого человека явственно прорезался металл:

– Зыгало!

– Слушаюсь! – торопливо рявкнули над головойЛямпе, и тот лишний раз убедился, что чин сыскной полиции, несмотря намолодость и несерьезный облик, умеет себя поставить.

Вслед за тем Сажин зашел за спину Лямпе и отпер замокнаручников. Лямпе с удовольствием размял затекшие запястья.

– Папиросочку не желаете? – спросил Сажин, циничнопротягивая Лямпе его же собственный портсигар. – Огоньку позвольте… Итак,не будете ли столь любезны отрекомендоваться?

– Лямпе Леонид Карлович, дворянин, проживаю вГостынском уезде Варшавской губернии, вероисповедания лютеранского, по торговойчасти.

– Да-да, тут все так и прописано, – сказал с детскойпростотой Сажин, кося глазом в раскрытый паспорт. И доброжелательно, дажеучастливо протянул: – Только вот какая незадача выходит, любезный ЛеонидКарлович… При вас обыском обнаружен еще один паспорт, столь же безупречный и невызывающий сомнений, как первый. Одна беда: по нему вы – и не Лямпе вовсе, асовсем даже Савельев Павел Еремеевич, происходящий из мещан Вытегорского уездаОлонецкой губернии, вероисповедания православного… Как же так, дражайший… ПавелКарлович? Или – Леонид Еремеевич? По законам Российской империи, знаете ли,положено иметь лишь один паспорт. Два – это уже излишняя, мало того, сугубопротивозаконная роскошь, в особенности если паспорта на разные фамилии…

– Понимаете ли, я… – начал не спеша Лямпе.

– Минуточку! – жизнерадостно воскликнул Сажин идаже с детской непосредственностью ударил в ладоши. – С вашего позволения,я сам попытаюсь найти ответ на сей ребус… Вот этот паспорт, второй, на имяолонецкого мещанина Савельева, вы обычнейшим, я бы сказал, примитивнейшимобразом нашли на улице. А? Шли-шли, глазели по сторонам – а тут и паспорт лежитв пыли. Вы его подняли, полюбопытствовали, а потом самым опрометчивым образом,не подумав толком, сунули в карман. С намерением, очень возможно, снести еговпоследствии в часть, как и положено благонамеренному обывателю… Угадал?