Усатый повертел в руках тросточку Лямпе, привычно подкинулна ладони браунинг, напоследок взял обе паспортные книжечки и, похлопывая имисебя по колену, уставясь на Лямпе, заговорил:

– Ты мне сейчас, сучий прах, расскажешь как на духу,зачем и для чего приперся к Тутушкину. Ясно тебе? Или и дальше будешь баринаиграть?

– Я – дворянин, – сказал Лямпе. – Или вы,сударь, беретесь мне доказать обратное? С кем, кстати, имею честь?

– Пристав данной части Мигуля, – буркнулусатый. – В мои обязанности как раз и входит знать, зачем такие вот вошипо моей части ползают… Молчать, кариатида! – рявкнул он, едва Лямпе открылрот. И продолжал спокойнее: – Ну вот что, сударь мой. В этикеты и прочиеблагоглупости мне играть некогда. Не располагаю временем-с. Оба паспорта изъятыу вашего степенства. Следуя обычному порядку, полагается послать запрос потелеграфу либо в Олонецкую губернию, либо в Варшавскую, ну а потом уж, судя по ответам,отправить вас по этапу для полного установления личности… Только на это я немогу тратить время. Мне нужно знать, что вы делали у Тутушкина. Ясно? Пугатьменя связями и знакомствами не советую. Крепко подозреваю, что таковых неимеется. Очень уж коллекция хороша – аж два паспорта, дура бельгийская второгономера, перо в тросточке, кастет… Ты, пташка божья, не из простых воробьевбудешь и уж никак не из благонамеренных обывателей. А потому позволь уж с тобоюпо-свойски… Знаешь, что мне кажется, Петруша? – повернулся он кСажину. – Что поддельный из двух паспортов – тот, что выписан на Лямпе. Атот, что на Савельева, самый что ни на есть доподлинный…

– Интересно, а в чем смысл такой игры? – сискренним любопытством спросил Лямпе.

– А ты не понял, залетный? – столь же искреннеудивился пристав Мигуля. – Ох, чувствую, не бит. С дворянином Лямпе,немецких кровей, в чем бы ни обвинялся, надлежит соблюдать некоторый этикет…зато с мещанином Савельевым можно и совсем по-простецки… Сапогом ему врыло, – широко улыбнулся он. – Теперь понял? Точно тебе говорю,Петруша: паспорт на Лямпе фальшивый, а вот на Савельева – настоящий…

– Ваше благородие! – рявкнул Зыгало из-за спиныЛямпе. – Прикажете за резиновой плеткою сбегать?

– Дурак ты, Зыгало, под стать твоей дурацкойфамилии, – отозвался пристав задумчиво. – Вон и в протоколе давечанакорябал «револьверт». Во-первых, с ошибками, а во-вторых, там был неревольвер, а пистолет, каковой от револьвера по устройству отличаетсяпринципиально. И не в том беда, что пишешь ты с ошибками, а в том, что ушлыйадвокат за твою описку ухватится и начнет мне дело разваливать… Резиновойплеткой, Зыгало, в уезде мужиков по заднице хлещут. А мы в губернском городеобретаемся, должны соблюдать стиль… Беги за валенком, Мишкин, он в канцеляриипод столом валяется, я видел намедни… – и, едва за Мишкиным захлопнуласьдверь, повернулся к Лямпе. – Растолковать вам сей сужет? В валенок,изволите ли видеть, насыпается песок и сим нехитрым приспособлением охаживаемклиента со всем нашим старанием, благо дурацкое дело – нехитрое. У вас потомпеченка с селезенкой перемешается, да ни один врач не усмотрит внешних-сповреждений, слово даю… – Не меняя тона, он бросил: – Зыгало…

Лямпе так и бросило вперед от жесточайшего подзатыльника. Вголове загудело, из глаз посыпались искры. Уже не владея собой, он попыталсявскочить, но Зыгало, положив ему на плечи широкие ладони, прямо-таки припечаталк стулу.

– Ишь, глазами засверкал… – удовлетворенно сказалМигуля. – Принесет Мишкин валенок, еще похуже будет… Ну что, варяжскийгость, колоться будем?

Лямпе понимал, что шутки кончились и пора выкарабкиваться изэтой поганой истории.

– Хорошо, – сказал он, все еще морщась от боли взатылке. – Я вижу, у вас тут телефон. Прекрасно. Вызовите номер двадцатьдевять, жандармское управление, попросите к аппарату полковника Ларионова…

Телеграфная депеша, расшифрованная за неделю до описанныхсобытий.

ШАНТАРСК ЗПТ НАЧАЛЬНИКУ ГУБЕРНСКОГО ЖАНДАРМСКОГО УПРАВЛЕНИЯПОЛКОВНИКУ ЛАРИОНОВУ ТЧК ДЛЯ РАССЛЕДОВАНИЯ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ СМЕРТИ СОТРУДНИКАПОДЧИНЕННОГО МНЕ ОХРАННОГО ОТДЕЛЕНИЯ ЗПТ КОЛЛЕЖСКОГО АСЕССОРА СТРУМИЛИНА ЗПТ ВШАНТАРСК НАПРАВЛЯЕТСЯ РОТМИСТР ОТДЕЛЬНОГО КОРПУСА ЖАНДАРМОВ БЕСТУЖЕВ АЛЕКСЕЙВОИНОВИЧ ТЧК РОТМИСТР БЕСТУЖЕВ ПРИ НАЛИЧИИ ТАКОВОЙ НЕОБХОДИМОСТИ ИМЕЕТ ВСЕПОЛНОМОЧИЯ ЗАНИМАТЬСЯ ДРУГИМИ ИЗВЕСТНЫМИ ВАМ ДЕЛАМИ ЗПТ ПРЕБЫВАЯ НАПЕРВОНАЧАЛЬНОМ ЭТАПЕ ИНКОГНИТО ТЧК РОТМИСТР БЕСТУЖЕВ МОЖЕТ ПОЛЬЗОВАТЬСЯПАСПОРТАМИ НА ИМЯ ЛЯМПЕ ЛЕОНИДА КАРЛОВИЧА ЛИБО САВЕЛЬЕВА ПАВЛА ЕРЕМЕЕВИЧА ТЧКПРОСЬБА ОКАЗАТЬ ВСЯЧЕСКОЕ СОДЕЙСТВИЕ И ПОМОЩЬ РОТМИСТРУ БЕСТУЖЕВУ ИСОПРОВОЖДАЮЩИМ ЕГО В ПОЕЗДКЕ ФИЛЕРАМ ЛЕТУЧЕГО ОТРЯДА СЕМЕНУ АКИМОВУ И ПАНТЕЛЕЮЖАРКОВУ ТЧК ДАННАЯ КОМАНДИРОВКА ПРЕДПРИНИМАЕТСЯ ПО СОГЛАСОВАНИЮ СО ВСЕМИНАДЛЕЖАЩИМИ ИНСТАНЦИЯМИ ТЧК

НАЧАЛЬНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО ОХРАННОГО ОТДЕЛЕНИЯ ГЕНЕРАЛГЕРАСИМОВ

– Насчет немца Лямпе – это было специальнопридумано? – спросил полковник Ларионов. – Чтобы был именно немец, ане представитель какой-то другой нации?

– Специально, – устало усмехнулся Бестужев. –Видите ли, Василий Львович, немцу в нашем российском представлении отведеннекий определенный набор качеств. Немец педантичен, скопидомист, он формалистдо абсурда, как это блестяще описано Лесковым, – но вот в хитрости, вковарстве азиатском немцу у нас отчего-то решительно отказывают. И, чтохарактерно, относятся чуточку свысока: ты, мол, немец-перец-колбаса, ирасчетливее нашего брата русака в сто раз, и оборотистее, но вот игры ума оттебя не дождешься… И, право же, те, кто мне готовил эту личину, оказались правы,я проехал чуть ли не всю Россию, встречая именно такое отношение, какое былопредсказано…

– Что же вы семужкой-то брезгаете? – радушноукорил полковник. – Сейчас пельмешки подадут, я, знаете ли, чувствуя себянесколько виноватым, вспоминая, что вам пришлось перенести у наших полицейскихбурбонов…

– Пустяки, – усмехнулся Бестужев. –Одна-единственная затрещина. Никак не повод для уныния.

Полковник деликатно покашлял, отвел взгляд, словом, онтеперь выглядел как воспитанный человек, вынужденный сказать в глаза нечтонелицеприятное:

– Вы уж простите провинциального медведя, АлексейВоинович, но позвольте все же заметить, что от этой затеи с немцем Лямпе имещанином Савельевым явственно попахивает пинкертоновщиной, этими книжечками вмягких обложках, гимназическим чтивом…

– Вполне возможно, – со вздохом призналсяБестужев. – Но вы, Василий Львович, не учитываете подчиненности моегоположения. Это вы здесь – царь и бог, между нами говоря. А офицерам вродеменя в столицах приходится поступать согласно приказам начальства.

– Да какой уж царь…

– Ну, не скромничайте. Вы все-таки начальствуете надгубернским управлением, ваше начальство далеко… Генерал велел действоватьпоначалу инкогнито, оставалось щелкнуть каблуками и, преданно поедая глазаминачальство, заверить в скрупулезном выполнении инструкций оного… Позавидуешьвам, господин полковник…