За спиной у Лямпе тихонько фыркнули городовые.

– Самое поразительное, сударь, что вы угадали, –сказал Лямпе. – Именно так и обстояло.

– И где изволили найти сей злополучный документ?

– Да возле кладбищенской церкви.

– Место подходящее, – согласился Сажин. –В Ольховке много чего можно отыскать… Ну что же, вопрос с паспортом мыпрояснили. На улице подняли. А это? – он повел ладонью над столом, где внекоей несомненной гармонии лежали браунинг, кастет и трость с наполовинувыдвинутым клинком. – Сии предметы тоже на улице валялись? Поразительно,как богат наш Шантарск на нечаянные находки…

– Ну что вы, – сказал Лямпе. – Все этопринадлежит мне. Насколько мне известно, ношение любого из этих предметов либовсех вместе никоим образом не противоречит законам Российской империи… Или я неправ?

– При соблюдении определенных условий, – мягкодополнил Сажин. – В данном случае, что касается браунинга – покупки назаконных основаниях в надлежащем магазине…

– А он так и куплен, – сказал Лямпе. – ВВаршаве. Что можно без труда выяснить. Правда, это отнимет определенное время…

– Именно, что отнимет, – кивнул Сажин. –Давайте продолжим нашу игру в отгадывание мыслей. Попробую угадать, зачем вамстоль мощное вооружение. Словно вы не человек, а крейсер, право… Вы, ЛеонидКарлович, человек торговый, никогда прежде в Сибири не бывали, наслушалисьстрашных баек о местах наших – мол, медведи средь бела дня по улицамразгуливают, а варнаки с безменами в каждой подворотне таятся… Вот и решили вооружитьсядо зубов, отправляясь в наши палестины? А?

– Вы поразительным образом читаете мысли, –поклонился Лямпе.

– Ну, есть такой талант, что поделаешь, – скромнопотупясь, сказал Сажин. – Выходит, мы и этот вопрос прояснили… Остаетсяпоследнее, самое пустяковое. Каким ветром вас, милейший Леонид Карлович,занесло в дом Тутушкина? Что вы там искали и по какой надобности?

Лямпе пожал плечами:

– Насколько я понимаю, это тоже не являетсяпреступлением – войти в дом мирного обывателя, не питая преступных намерений?Было жарко, я устал, хотелось пить, вот и завернул в ближайший дом справиться,не нальют ли мне там, за деньги, разумеется, чистой воды или молока…

– Убедительно, – кивнул Сажин. – Что нивозьми – все у вас настолько убедительно, что холодок по коже пробирает оттакого совершенства ответов… Зыгало?

– Брешет, ваше благородие, – прогуделЗыгало. – Племяш мой, Мишка, паренек вострый. Право слово, подрастет – посыскной части пускать можно. Он мне подробно обсказал, как этот вот субчик емуденьги совал да расспрашивал, знает ли он Ваньку Тутушкина и где сейчас Ваньканаходится…

– Было дело? – улыбнулся Лямпе молодой сыщик.

– Было, – сказал Лямпе, не желая после такихразоблачений выглядеть смешно и даже жалко, отрицая очевидное. – Но,опять-таки, в том, что я зашел в дом к господину Тутушкину, нет никакогосостава преступления.

– А что же имеется?

– Видите ли… – взвешивая каждое слово, сказалЛямпе. – Мне частным образом сообщили, что господин Тутушкин может помочьв области приятного времяпрепровождения, я имею в виду дам… Вот я и хотелдоговориться с ним о надлежащих услугах с его стороны…

Сажин прижал ладони к груди, на его лице появилсяпочтительный ужас:

– Господин Лямпе, Леонид Карлович! Я вас начинаюформенным образом опасаться! У меня здесь, знаете ли, обычно гостит разноевсевозможное отребье, человеческий хлам, варнаки-разбойники… Объяснения у сегоэлемента совершенно неубедительны, а то и предельно фантастичны, оправданияжалки, на песке построены, отговорки, приходящие в их убогие мозги, плоски ивульгарны… Зато вы – качественно иной случай. Ваши объяснения сведены вжелезную систему, все ваши поступки, все ваши пожитки либо не противоречатзаконам Российской империи, либо имеют самое убедительное объяснение… Так итянет выдумать специально для вас некий памятный знак, подобно пряжке «Забезупречную службу». Назвать его, скажем, «За безупречные оправдания»… А? Каквам идея?

– Возможно, она и недурна, – сказал Лямпе. –Но я, простите уж великодушно, человек торговый, занятой. Время мое дорого. Несоблаговолите ли, наконец, объяснить, по какому праву меня привели в полицию ив чем обвиняют? Есть ведь прокуратура, судебные власти, вышестоящее начальство…

– Ну да, ну да, – покивал Сажин. – Это –следующая стадия. Сиречь завуалированные в той или иной степени угрозы в адреспроизводящего дознание полицейского чина…

– Я вовсе не имел в виду…

– Имели, конечно, – мягко, но непреклонно оборвалСажин. – Этим многие грешат – связями угрожают, действительными илимнимыми, в надежде, что дрогнет пугливый чиновник, слабину даст… В общем,господин Лямпе, разговор наш, я так понимаю, заходит в тупик? И выпредпочитаете остаться при прежних показаниях?

– Боюсь, именно так и обстоит, – вежливо сказалЛямпе. – Либо я вам больше не скажу ни слова, либо предоставьте убедительныеоснования для подобного обращения с приличным человеком…

Не похоже, чтобы Сажин был рассержен. Он развел руками свидом грустной покорности судьбе, пославшей столь упрямого собеседника.

И сейчас же дверь распахнулась. Лямпе не мог видеть, кто ееоткрыл, но по звуку понял – очень уж энергично и решительно дверь распахнули,совершенно по-хозяйски…

К столу вразвалочку подошел человек в летнем полицейскомкителе, судя по темляку на шашке, имеющий военный чин. На груди у негокрасовался внушительный рядок регалий – Анна, Станислав, длинная шеренгамедалей, а пониже – еще и какой-то затейливый иностранный орден, восточный,судя по виду. Он представлял собой вытянутую по вертикали прямоугольнуюсеребряную пластину с эмалевым выпуклым изображением дракона, на взгляд Лямпе,весьма походившего на китайские изображения. Грозно сопя, он какое-то времяразглядывал Лямпе с нехорошим интересом, шумно придвинул ногой стул, уселся.

Лямпе вежливо ему улыбнулся, как и полагалось воспитанномунемцу. Незнакомец был человеком совершенно иного склада, нежели довольно щуплыйСажин, – коренастый, медведеобразный, с ядреными кулачищами, какие уобычных людей встречаются редко. И усы были роскошными, как у борца ИванаПоддубного.

– Упорствует? – сопя, поинтересовался вошедший.

Сажин с печальным видом развел руками.

«Ну, эти приемчики нам тоже известны, – подумалЛямпе. – Сначала допрос ведет душевный, субтильный чиновник, брезгующийлюбым рукоприкладством, а потом, якобы невзначай, заходит грубый бурбон,рукоприкладство как раз обожающий. Знакомо-с…»

Страха он, конечно, не чувствовал. Одну лишь досаду. Может,удастся выкрутиться, не переступая известных границ? Ага, вон там, за дешевойлитографией, скорее всего, и расположена дырка в соседнюю комнату, сквозькоторую усачу все слышно, а то и видно, если в литографии имеются незаметныеотверстия…