– Не узнала. Но я знаю, почему Дженнифер Райт так не любит говорить об удочерении Дилейни. Она не хочет, чтобы та узнала, что они купили ее.

– Может быть, у них не было другой возможности завести ребенка? – предположил Уилли. – Обоим около пятидесяти, а им так хотелось девочку.

– Наверное, ты прав, – согласилась Эльвира. – Но, на мой взгляд, одно дело, когда молодая женщина отдает своего ребенка, и совсем другое, когда она продает его тому, кто даст более высокую цену. – Она помолчала, потом добавила: – Дилейни, конечно, я ничего этого говорить не стану. Скажу, что мы зашли в тупик.

– Сдаешься или все же продолжишь поиски?

– Конечно, продолжу, – с чувством сказала Эльвира. – Мы знаем, что женщина, направившая Райтов к Коре Бэнкс, умерла, но, может быть, она любила потрепаться и что-то рассказала подругам или родственникам…

– А кто ее подруги и родственники?

– Вот это мне и предстоит выяснить. Загляну в ее некролог. Там должны быть какие-то фамилии. Оттуда и начну.

Они уже переехали по мосту из Пенсильвании в Нью-Джерси и взяли курс на Манхэттен, когда Эльвира вдруг встрепенулась.

– Знаешь, Уилли, мне действительно понравилась та плитка. И картинки, на которых она здорово смотрится на кухне и ванной, вдохновили меня. Я дала себе обещание: если мы найдем мать Дилейни, то обновим плитку. Но только если мы ее найдем.

Уилли вздохнул.

– Ты имеешь в виду, дорогая, что я буду обновлять плитку, а ты понаблюдаешь со стороны?

Эльвира повернулась к нему и улыбнулась.

– Уилли, я всегда говорила, что ты великий мыслитель.

Дилейни и Джонатан шли по Пятьдесят седьмой улице. Не доходя до Первой авеню, они зашли в ресторан «Нирис».

– Мое детство прошло в Нью-Йорке, и в те времена мы часто бывали здесь с дедушкой, – сообщил Джонатан, пока менеджер вел их к свободному столику, и, оглядевшись, добавил: – Похоже, время тут остановилось. Все как и раньше, ничего не изменилось.

– Я здесь в первый раз, – призналась Дилейни.

– О, это местечко знавало свои великие моменты. Сюда любил захаживать губернатор Кэрри, прославившийся высказыванием насчет того, что, мол, Господь превратил воду в вино, а Джимми Нири совершил обратное.

Дилейни рассмеялась, а потом подумала, что чувствует себя так, будто знает Джона целую вечность, что с ним ей легко и просто. И как замечательно, что после целого месяца молчания он вдруг вынырнул вот так неожиданно.

Они говорили. Рассказывали о себе. Узнавали друг друга лучше. Еще раньше Дилейни упоминала, что работает репортером, специализируется на судебных репортажах и любит свою работу. Теперь она похвастала, что рассчитывает получить постоянное место соведущего в вечерних шестичасовых новостях.

– Солидное повышение, – согласился Джон. – Кстати, если я правильно помню, ты ведь не откажешься от бокала шардоне.

– А ты предпочитаешь водку с мартини.

Она сидела на банкетке. Он – по другую сторону стола – смотрел ей прямо в глаза.

– Мне только кажется или я действительно слышу колебание в твоем голосе, когда ты говоришь о переходе на работу в студии? – спросил Джонатан, сделав заказ.

– Вообще-то никакого колебания нет. Работа замечательная. Просто… Мне ведь и судебным репортером нравилось быть. Не знаю, многие ли понимают, каково это – наблюдать за обвиняемым и свидетелями, слушать показания, видеть, как люди загоняют гвозди в крышку ее или его гроба…

– Ты ведь освещаешь процесс над Бетси Грант. Я читаю об этом.

– Да, это мой процесс.

– Случай, на мой взгляд, совершенно ясный. Жена остается наедине с больным мужем. Сиделка неожиданно заболела и вынуждена уйти…

– Намекаешь на то, что Бетси Грант могла подсыпать что-то сиделке, чтобы той стало плохо? – спросила Дилейни, удивившись неожиданному всплеску гнева где-то в глубине.

– Только на меня не злись, – предупредил Джон. – Как сказал Уилл Роджерс[4], я знаю только то, что читаю в газетах.

– Конечно. Ты прав. – Она кивнула, смягчившись. – Просто я немного завелась. Но я была там, наблюдала за ней, слушала показания управляющего похоронным бюро и этого ее приемного сыночка. У меня сердце сжималось от жалости к ней. Когда судмедэксперт заговорил о том, какой была сила удара, от которого умер ее муж, она потрясла головой, как будто не могла это слышать, не могла это принять.

Джонатан посмотрел на нее, но ничего не сказал.

– Я знаю, что ты думаешь, – торопливо добавила Дилейни. – Мол, такая реакция ни о чем не говорит и так может вести себя и виноватый, и невинный.

Он кивнул.

«Наверное, лучше сменить тему, – подумала Дилейни. – В суде я могу быть совершенно объективной; здесь же грудью становлюсь на защиту женщины, которая вполне может быть виновной в убийстве беззащитного, страдающего от болезни Альцгеймера человека. Почему?» Ответа на этот вопрос у нее не было.

Подошедший официант поставил на стол напитки.

– Когда я спросила, что привело тебя в Нью-Йорк, ты сказал, что приехал ради меня. Приятный комплимент, но все-таки что вытащило тебя из Вашингтона?

Джонатан подождал, пока официант закончит и отойдет подальше. Затем, понизив голос так, что Дилейни пришлось затаить дыхание, чтобы услышать его, сказал:

– На Восточном побережье, от Вашингтона и до Бостона, существует тайная сеть фармацевтов, получающих от врачей незаконно выписанные рецепты, по которым они продают наркосодержащие лекарства всякого рода знаменитостям и влиятельным людям с Уолл-стрит. Врач тратит на осмотр пациента одну минуту, а то и вовсе обходится без осмотра, выписывает рецепт на сильнодействующий опиоидный анальгетик вроде перкоцета или оксикодона и зарабатывает небольшое состояние. Закон обязывает фармацевтов уведомлять власти о случаях появления подозрительных рецептов. Однако некоторые аптекари просто закрывают на это глаза, предпочитая ничего не замечать, или делают на этом деньги. Результат всего этого – появление тысяч новых наркоманов и обеспечение их наркотиками.

– Их еще называют случайными потребителями?

– Некоторые именно так и начинали, но потом подсаживались по-настоящему. Другие принимали выписанные лекарства для облегчения боли от реальных ран и травм. Когда их лечащие врачи не соглашались выписывать лекарства сверх определенной нормы, они находили других врачей, которые соглашались на это. Я занимаюсь этой темой по заданию «Вашингтон пост», и мне известно, что полиция ведет наблюдение за несколькими аптекарями и врачами в столице и в Бостоне.

– То есть ты имеешь в виду, что они выписывают опиоидные болеутоляющие таким, как Стивен Харвин?