и обратилась ко мне: – Давайте сначала прогуляемся, увидите, как старается наш садовник.

Мы прошли по тщательно охраняемой территории и наткнулись на медсестру. Та толкала кресло, в котором сидел мужчина. Возраст его определить было сложно. Шестьдесят? Старше? Или моложе? Болезнь старит человека.

– Аллочка! – обрадовалась Елена. – Как сегодня поживает наш любимый Матвей Николаевич?

– Слава богу, все хорошо, – быстро отреагировала молодая женщина. – Простите, можно вас на минутку отвлечь? Это по поводу состояния моего подопечного.

Я отошла в сторону. Алла быстро подкатила ко мне инвалидное кресло и вернулась к Елене Николаевне. Мы с Кузнецовым остались вдвоем. Обе женщины стояли лицом к коттеджам, спиной ко мне. Матвей Николаевич широко раскрыл глаза, поднес ко рту указательный палец правой руки, потом опустил его и неожиданно зашептал:

– Солнышко, все там, где они лежат! Скажи Маугли! Он не знает. Орел взмахнет крыльями, крокодил захохочет, дерево поцелует фавна, и тогда небо упадет на землю, и откроется дверь. Все там! Там! Света, твое! Возьми! Маугли… Маугли… Я нашел! Его записи! Дневник прочитал! Не сказал никому, даже тебе. Из-за них со всеми беда!

Старик закрыл глаза.

– Простите, что оставили вас в одиночестве! – воскликнула Алла, возвращаясь.

– Очень милый дедушка. Кажется, он заснул, – улыбнулась я. – Что с ним?

– Последствия инсульта, – печально отозвалась Елена. – Замечательный наш Матвей Николаевич! Очень его любим и стараемся помочь.

– Да, – подхватила Алла, – чудо, что его после серьезного мозгового нарушения удалось посадить в кресло. Матвей Николаевич молодец. Он вчера сделал шаг. Один! С моей помощью, но лиха беда начало.

Елена тут же не преминула напомнить о том, как в центре относятся к пациентам:

– Мы не оставляем без лечения даже тех, на кого другие врачи махнули рукой. У Матвея Николаевича, когда он сюда прибыл, ни речи не было, ни движения. А сейчас положение улучшается.

– Верно, – подтвердила Алла. – Теперь Матвей Николаевич может разговаривать. Ему нравится общаться. Родственников у Кузнецова нет. Прошу дочь, врачей, медсестер, чтобы заглянули к нему. Устает дедушка быстро, минут пять поговорит и все. Уверена, он с вами захотел начать разговаривать. Дедушка что-то вам сказал? Да?

– Попытался, – снова улыбнулась я, – но я не разобрала слов.

– Я отлично его понимаю! – воскликнула Алла. – А посторонние пока не очень. Ничего, еще позанимается с логопедом, и сможет на радио выступать.

Веки Кузнецова дрогнули, по лицу пробежала улыбка. Алла покатила коляску в сторону леса.

Мы с Еленой Николаевной еще немного побродили по территории, потом я решила, что пора уезжать, и поблагодарила своего экскурсовода. Елена затараторила:

– Если оставите свою почту, пришлю расчет оплаты пребывания вашей мамочки. Точной в нем будет только сумма за проживание, остальное примерно. Пациентку пока не осматривали, непонятно, что с ней делать.

– Попрошу моего секретаря написать вам, – ответила я.

Елена проводила меня до парковки, окинула взглядом «Бентли» и стала еще любезнее:

– Дорогая Ольга Петровна, очень ждем вашу мамочку!

Приехав в офис, я попросила Васю:

– Сделай какой-нибудь электронный почтовый адрес от имени моего секретаря.

– У тебя теперь есть помощник? – удивился Бурлаков.

– Нет, – засмеялась я, – просто не хочу оставлять свой личный имейл Елене из центра реабилитации. Прикинулась Ольгой Петровной.

– Понял, – кивнул Василий, – сейчас организую.

– Как съездила? – поинтересовался Степан, заходя в комнату.

Я рассказала все, что узнала про Матвея Николаевича.

– Значит, он способен говорить, – подчеркнул Степа.

– Да. На первый взгляд смысла в его словах нет. Слова он произносит четко, но, если сложить их в предложения, получается полная белиберда. Сначала я решила, что логопед вернул способность говорить, но ума у старика нет. А потом стало ясно, что дедушка не совсем потерял разум. Кузнецов, вероятно, сохранил хитрость. Толкнув речь про Маугли, он, вроде, заснул, но когда Алла объявила, что после занятий с логопедом больной сможет на радио выступать, у него дрогнули веки, и на секунду улыбка пробежала.

– Думаешь, он прикидывается дурачком? – предположил Василий.

Я начала размышлять вслух:

– Кузнецов не выглядит здоровым, похоже, ходить он не способен. И то, что мне сказал отец Софьи, просто бред. Повторю, слова он выговаривает хорошо, но смысла в них нет. Когда Алла и Елена подошли к нам, старик поднес к губам указательный палец и сделал хорошо известный всем жест «молчи». И взгляд у него не мутный. Просто он почти все время с прикрытыми веками был, а когда сотрудницы центра потеряли его из зоны видимости, он широко раскрыл глаза. Ничего не понимаю в медицине, но лукавство могу распознать. Матвей постарался дать мне понять: «Не рассказывай, о чем поведал». Может, его держат в центре насильно? Дедушку полностью оградили от постороннего общения. Он живет на особо охраняемой территории, куда не допускаются те, кто лечится в главном корпусе. Элитных пациентов раз-два и обчелся. Всего три коттеджа.

– Старик, – произнес Бурлаков, – дедушка. Вероятно, из-за перенесенного инсульта он таким кажется. Сейчас уточнил его возраст. Матвей ненамного старше Егора. Кузнецов кандидат наук, сразу после получения диплома о высшем образовании поступил в аспирантуру.

– Ну и ну! – изумилась я. – Внешне прямо совсем древний.

– Болезнь не красит, – заметил Василий.

Я вынула мобильный.

– Записала всю мою беседу с Еленой. А когда женщина и медсестра отошли, заговорил Матвей. Послушайте, что сказал Кузнецов.

Я нажала на экран, раздался голос: «Солнышко, все там, где они лежат! Скажи Маугли! Он не знает. Орел взмахнет крыльями, крокодил захохочет, дерево поцелует фавна, и тогда небо упадет на землю, и откроется дверь. Все там! Там! Света, твое! Возьми! Маугли… Маугли… Я нашел! Его записи! Дневник прочитал! Не сказал никому, даже тебе. Из-за них со всеми беда!»

– Кто такая Света? – удивился Степан.

– Даже предположений нет, – призналась я. – Матвей болен, из родных у него только дочь. Но мы знаем, что есть еще зять. Почему они не навещают мужчину? Ответ, наверное, таков: его считают немым, безумным, парализованным, какой смысл приходить? Ни поговорить, ни погулять с таким. Речь, с которой Матвей ко мне обратился, просто сумрак сознания. И Софья с супругом не в России живут.

– Вилка, можно тебе задать вопрос? – поинтересовался Василий.

Я удивилась:

– Конечно.

– Личный, не по работе, – уточнил Бурлаков.

– Пожалуйста, – кивнула я.

– Почему у тебя уши разноцветные?

Я хихикнула:

– Не поняла.

– Почему у тебя уши разного цвета? – повторил вопрос наш главный по компьютерам и добавил: – Так теперь модно – красить не волосы, а уши?

Я погрозила ему пальцем.

– Вася, первое апреля давно прошло.

– Слушай! – воскликнул Степан. – А и правда! Левое одного цвета, правое другого. Только сейчас заметил!

– Если не веришь, то глянь в зеркало, – посоветовал Бурлаков.