Ведь именно из вежливости Фред задержался месяц назад на вечеринке у профессора Майнер после того, как съел и выпил столько, сколько позволяли приличия, хотя никто из гостей не привлек его внимания и, в свою очередь, не заинтересовался им. Поэтому, когда приехала Розмари Рэдли — как обычно, с опозданием, — он все еще был там.

Фред увидел Розмари у самого входа, рядом с горшком розовых гиацинтов, — очаровательную, тоже в полном цвету, благоухавшую нежной прелестью истинной англичанки, как в тот миг показалось Фреду. Такую красоту прославляли живописцы восемнадцатого века. Круглое личико, шаловливые искорки в глазах, небольшой рот с поджатыми губами, ямочка на подбородке, светлая кожа, румянец и густые льняные локоны. В мгновение ока Фред очутился на другом конце комнаты, чтобы взглянуть на это чудо поближе, а потом, безотлучно стоя рядом, в конце концов добился того, что его представили «леди Розмари Рэдли» (это сделала не сама хозяйка, профессор Майнер, — она-то знает, как знает теперь и Фред, что в обществе не принято использовать титул, как не принято при представлении называть человека «мистер» или «мисс»).

— Очень приятно. — Фред, впервые в жизни увидевший настоящую английскую аристократку, в упор уставился на Розмари. Теперь ему кажется, что это было неприлично, хотя Розмари потом призналась, что давно привыкла к пристальным взглядам — актриса как-никак. Фред чувствовал себя путешественником, который не раз читал о снежных барсах или домовых, но никак не ожидал увидеть одного из них своими глазами.

— Американец? Обожаю американцев! — воскликнула Розмари и рассмеялась радостно, светло — этот смех скоро станет для Фреда таким знакомым и родным.

— Рад слышать, — ответил Фред. Как выяснилось, с опозданием: Розмари уже отвернулась, чтобы поприветствовать кого-то еще.

Весь вечер он ходил за ней по пятам, иногда пытался обратить на себя внимание, но большей частью просто смотрел и слушал с тем же благоговейным восторгом, что и месяц назад на спектакле Королевского шекспировского общества «Два веронца».

Только у себя дома, в холодной пустой квартире, он понял, что очень хочет снова увидеть Розмари Рэдли, а еще раз смотреть «Двух веронцев» ему совсем не хочется; понял и то, что надежды увидеть Розмари очень мало. Да, она была с ним весьма мила, но она точно так же мила со всеми. Она спросила, где он живет. Хороший знак, подумал Фред. Он еще не знал, что англичане задают этот вопрос не для того, чтобы напроситься в гости, а для того, чтобы определить положение собеседника в обществе. Точно так же американцы спрашивают: «Кем вы работаете?»

Но где живет сама Розмари Рэдли? В телефонной книге ее имени нет, а звонить Винни Майнер и спрашивать у нее напрямую невежливо и бесполезно, поскольку засекреченный номер телефона, понятное дело, никто не будет раздавать направо и налево. Фред отчаялся было и впал в уныние, но тут же вспомнил, что Розмари завтра собиралась на предварительный просмотр новой пьесы; она даже посоветовала ему (впрочем, как и всем, кто слушал ее в ту минуту) обязательно посмотреть эту постановку.

С деньгами у Фреда было туго, и он решил вовсе не ходить на современные спектакли в Лондоне. На этот раз, однако, он нарушил данное себе слово и поужинал банкой куриной лапши с куском черствого хлеба, чтобы не тратить больше, чем следовало. Он уже начал получать зарплату по чекам из Коринфа, но в пересчете на фунты денег оказалось до смешного мало. В это время у Фреда и в мыслях не было, что он влюблен в Розмари Рэдли. Им двигало всего лишь желание развеять тоску или, в лучшем случае, тяга к новым впечатлениям. Так другие американцы в поисках выхода своим силам и фантазии стремятся попасть на какую-нибудь выставку или увидеть местный обряд, недоступный большинству туристов.

Хотя Фред приехал в театр заранее, долго простоял у входа и лишь в последнюю минуту ринулся по лестнице на балкон, к своему месту, Розмари Рэдли так и не появилась. Пьесу — остроумный, тонкий фарс — Фред смотрел вполглаза; его мучили тоска, стыд и голод. Но в антракте, когда он скорее с беспокойством, чем с надеждой, спускался по лестнице, внизу, в вестибюле, он увидел Розмари. Одета она была еще изысканнее, чем накануне, бледно-золотистые волосы забраны наверх, сочные округлые груди полуприкрыты нежно-зеленым шелком, словно заморские фрукты у продавца в Мэйфере. Глядя на нее сверху, Фред вдруг увидел в ней не только настоящую англичанку-аристократку, но и обаятельную, желанную женщину.

Розмари, как и следовало ожидать, была не одна, а в кругу друзей, среди которых был и сам автор пьесы, высокий изящный человек в плаще военного покроя. В первый и далеко не в последний раз Фреду подумалось, что у леди Розмари Рэдли наверняка много прославленных, знатных воздыхателей и поэтому шансов у него почти нет. Другой бы на его месте отчаялся и вернулся на балкон, но Фреду прошлые любовные победы позволяли надеяться на лучшее, а уныние и одиночество придали храбрости. Была не была! Терять-то нечего!

Как выяснилось, чтобы ухаживать за Розмари Рэдли, нужна не только храбрость, но и нечто новое для Фреда — несгибаемое упорство. В былые времена девушки, можно сказать, сами падали ему в объятия, иногда и в прямом смысле — с визгом и хихиканьем бросались на него на вечеринках или в машинах, на заднем сиденье. Приятно и удобно, но не слишком интересно. А сейчас Фред испытал радость погони, впервые вдохнул пьянящий животный запах преследуемой добычи. При всем обаянии Розмари, на нее невозможно было положиться. Бывало, она опаздывала на полчаса или больше, или звонила и говорила, что должна перенести встречу (как правило, на неудобное для Фреда время), или приходила с подругой, или не приходила вовсе. Когда она, задыхаясь, лихорадочным шепотом просила прощения, казалось, что она говорит искренне, — но ведь она же актриса. Еще одним препятствием оказались деньги. Фреду не по карману было водить Розмари в дорогие рестораны или покупать ее любимые цветы. Он делал и то и другое, но в ущерб своему кошельку; и теперь это пора прекращать, чтобы не умереть с голоду.

Так шла неделя за неделей, а Фред все еще топтался на месте. Ухаживать за Розмари нужно было на старомодный лад, причем так долго, что большинство американских друзей Фреда сочли бы это глупостью. Роберто Франк хохотал бы до упаду, узнав, что Фреду понадобилось почти две недели, чтобы дойти с Розмари до поцелуев, а спустя месяц с лишним он все еще не уложил ее в постель. «Так-то оно так, но это тебе не в бейсбол на пустыре играть, — мысленно возражал Фред ухмыляющемуся Роберто. — Это Англия, здесь настоящая жизнь».

Несмотря на все трудности, Фред не отчаивался. Напротив, в нем проснулся дух противоречия: чем труднее дело, тем желаннее победа. Раз он столько сил потратил ради Розмари Рэдли — значит, она того стоит, а чувство его настоящее. И в самом деле, чем больше Фред узнавал ее, тем сильнее влекла она к себе.

Часть обаяния Розмари заключалась в том, что она полная противоположность Ру, и Фред это понимал. Розмари — изящная, нежная блондинка, Ру — смуглая, высокая, крепкая; Розмари утонченная, остроумная, Ру в сравнении с ней кажется наивной, не в меру серьезной, и чувства юмора ей по лондонским меркам недостает. Розмари грациозна, обходительна, речь ее льется как песня, Ру рядом с ней выглядит шумной и неуклюжей, если не сказать — грубой. Точно так же Америка в сравнении с Англией кажется большой, шумной, наивной, грубой и так далее.