Нет, не так-то просто будет перевоспитать Розмари. Она не любит говорить о «скучных повседневных делах» и не может ни на чем надолго сосредоточиться. Ею владеют случайные, внезапные порывы — и в этом для Фреда таится часть ее очарования. Он представляет Розмари прекрасной редкой бабочкой вроде тех, кружевных, что украшают ее ночную сорочку; она порхает, танцует в воздухе, то приближаясь, то снова удаляясь, и удержать ее можно лишь на краткий миг.

Сейчас она уединилась, но это вовсе не очередная причуда. Ложиться в постель средь бела дня — или хотя бы говорить, что ложишься, — как узнал Фред, весьма уважаемый обычай среди англичан. В отличие от американцев, они не считают, что отдыхать, не чувствуя усталости, — признак слабости или лени. Напротив, «немного вздремнуть» или «прилечь» — это вежливый предлог для уединения и срабатывает намного лучше, чем в Америке, потому что здесь даже супруги спят каждый в своей комнате. Кроме того, англичане — по крайней мере те, с кем Фред в последнее время имеет дело, — нуждаются в уединении намного сильнее, чем американцы. Вот и сейчас, в шесть вечера, все гости леди Биллингс разошлись по своим комнатам. Расставшись с Розмари, Фред сначала тоже пошел к себе, но вскоре заскучал и снова спустился вниз. Если бы не сумерки и мелкий дождик, он вышел бы в сад.

Кроме Фреда и Розмари у Пози в эти выходные гостят еще трое. Первый гость — Эдвин Фрэнсис, редактор и критик. С Розмари и Пози он ласков почти до приторности, а с Фредом общается так, будто берет у него интервью для телепередачи: на словах вежлив и внимателен, но на деле за этим вниманием таится насмешка. («Как известно, мистер Рейган снимался в фильме вместе с шимпанзе. Тем не менее многие из ваших коллег-преподавателей за него голосовали. Чем, по-вашему, можно это объяснить?»; «Я полагаю, на вашу нынешнюю работу большое влияние оказала французская школа уничтожения — то есть, простите, деконструкции».)

С собой Эдвин привез юношу по имени Нико — по словам Розмари, это его нынешний «лучший друг». Розмари и Пози парень нравится; обе считают, что Нико намного приличней прежних «лучших друзей» Эдвина, которых Пози «просто-напросто не желала видеть в своем доме». По сравнению с ними Нико образован, прекрасно говорит по-английски и «выглядит вполне достойно». Нико — грек-киприот, стройный, с гладкой кожей, блестящими темными кудрями и твердыми взглядами на политику и искусство. Он мечтает работать в кино или на телевидении — в Англии, а лучше в Америке, — желательно режиссером. Сегодня за обедом он поинтересовался взглядами Фреда, явно более искренне, чем Эдвин, зато не так бескорыстно. («У вас очень интересные мысли по поводу кино, Фред, просто исключительные. Должно быть, у вас много знакомых из мира американского кино или, может быть, театра — вы с кем-нибудь из них обсуждали свои взгляды?.. Неужели ни с кем? Очень жаль. Мне бы так хотелось когда-нибудь пообщаться с американскими режиссерами».) Сейчас Нико по-прежнему любезен с Фредом, но отчаялся извлечь из него хоть какую-то выгоду.

И наконец, еще один гость — Уильям Прост, дальний родственник Пози; они с Розмари называют его «Просто-Уильям». Средних лет, неприметный на вид, неряшливо одетый, с отсутствующим взглядом. Просто-Уильям работает на Би-би-си и знает все самые свежие новости в мире; знает он, похоже, и всех лондонских знакомых Розмари, Пози, Эдвина и даже Нико. Держится он в тени. Фреду кажется, что пригласили его отчасти из чувства семейного долга (он разведен, и ему, должно быть, грустно одному), а отчасти чтобы он подыскал Нико работу на Би-би-си.

Фред находит Эдвина и Нико занятными, а Уильяма уважает за знание политической кухни. Жаль, что не удастся познакомиться с мужем Пози, Джимбо Биллингсом. Если верить газетчикам, Биллингс — проныра и ловкач, вкладывает деньги в рискованные предприятия и знаком со многими известными политиками. Мужчина он крупный, видный (фотография его на камине в гостиной сразу бросается в глаза). Однако сейчас он уехал по делам на Ближний Восток.

Нико еще больше, чем Фред, жалеет, что не сможет познакомиться с Джимбо Биллингсом.

— Да-а, я уж высказал бы ему все, что думаю о его правительстве и его политике, — с вызовом заявил он Фреду, когда после обеда все гости вышли прогуляться. — Он мог бы много сделать для моей родины, для моих друзей, если бы захотел.

— Но ведь муж Пози не связан с британским правительством, — возразил Фред, — он всего лишь предприниматель.

— Всего лишь? Неправда! — ответил Нико, замахиваясь ивовым прутиком, который отломил у декоративного пруда, на живую изгородь из самшита, покрытую молодой листвой. — Он очень влиятелен, в руках у него больше власти, чем у многих здешних политиков, поверьте мне, но он пользуется ею во вред моей родине.

За окном темнеет. Фред отворачивается и берет одну из четырех ежедневных газет, которые чья-то невидимая рука аккуратно разложила после обеда на полированном столике из красного дерева. Вскоре в комнату входят Эдвин и Нико, а вслед за ними Пози, Просто-Уильям и Розмари. Подают напитки, затем ужин из пяти блюд (щавелевый суп, молодой барашек, зеленый салат, лимонный кисель со взбитыми сливками, фрукты с сыром) и кофе в просторной гостиной. За ужином говорят об Общем рынке, о том, как выращивать дома редкие луковичные растения, о фильмах и личной жизни Вернера Фассбиндера, о книгах и любовных приключениях Эдны О’Брайен, о том, как готовить телятину, о недавнем случае массового убийства, о денежных и кадровых трудностях в редакции литературного приложения «Таймс», о гостиницах на острове Тортола и на Крите. Фред пытается участвовать в общей беседе, но у него не очень-то получается: он никогда не выращивал луковицы, не готовил телятину, не видел ни одного фильма Фассбиндера и так далее. Он чувствует себя отставшим от жизни и лишним, хотя Пози и Уильям, пытаясь ему помочь, расспрашивают о том, как в Америке разводят сады, готовят и ходят в кино. Фред вздыхает с облегчением, когда Пози предлагает: хватит болтать, давайте поиграем в шарады.

Оказывается, английская игра в шарады и американская, к которой привык Фред, — вовсе не одно и то же, каждая из них отражает культуру своей страны. В американском варианте каждый участник должен жестами показать своей команде известную пословицу, название книги, пьесы, фильма или песни, которое загадали противники; побеждает та команда, которая быстрее справится с заданием. В Америке ценят быстроту, личные достижения и всячески поощряют попытки объясниться с соотечественниками, которые — в прямом или переносном смысле — не говорят на твоем языке.

В английской игре в шарады — или в том ее варианте, в который играли у Пози, — нет ни награды за скорость, ни победителей. Команды выбирают по одному-единственному слову и изображают его по слогам, каждый слог в виде сценки со словами. Разумеется, противника стараются всячески запутать, однако игра эта — прежде всего повод для маскарада, шуток и дурачеств. Здесь требуются остроумие, преданность своей команде, любовь к изысканным представлениям на публике и детская непосредственность. Все эти черты, думает Фред, присущи англичанам или, по крайней мере, Розмари и ее друзьям.

Перед началом игры почти целый час придумывают слова и роются в шкафах и чемоданах, чтобы подобрать костюмы для игроков. Первыми выходят Розмари, Эдвин и Просто-Уильям. Слово свое (СТРАНОВЕДЕНИЕ) они выбрали, похоже, для того, чтобы Эдвин мог покрасоваться в одежде Пози, которая замечательно ему подходит, поскольку Пози — женщина крупная, а Эдвин невысок ростом. В первой сценке (СТРАСТЬ) Эдвин с Розмари изображали проституток, а Уильям, в котелке и с тростью, — пьяного клиента. Эдвин, в рыжем парике, оранжевом сарафане в желтый цветочек, с набитым косметическими салфетками бюстом и в золотистых босоножках на высоком каблуке, смешон и ужасен. Вид Розмари тоже напугал Фреда. Грубо размалеванная, вся в побрякушках, а главное — в той самой ночной сорочке с кружевными бабочками, в которой лишь несколько часов назад… Сдержав возмущение, Фред хохочет вместе с остальными — в конце концов, это ведь просто игра.