– На нем нет нашивки с именем «Айван»? – вспомнила я форму Кости с чужим именем.

– Это запасной комплект, его никто не носил. Ты высокая, но худая. Не будешь загораживать нас, пока стоишь и держишь канделябры.

Так мне еще придется что-то держать? Чувствую, скоро выяснится, что стоять я буду девочкой на шаре, жонглируя подсвечниками.

– Канделябры? Это со свечами, да?

Я рассмотрела свечи. Они были овальными и длинными.

– Лейла, лучше б ты выбрала квадратные… – сделала я не понятый моей преподшей вывод.

Она кивнула из вежливости, стягивая с меня футболку, взъерошив кудри.

– Волосы нужно распустить! Тебе сделают маки-йяж, а это смой. Я дам растворитель, – послюнявила она палец, пробуя стереть мою татуировку хной.

Последний раз меня кто-то вот так слюнявил лет в пять.

– Я сама! – перехватила руки Лейлы на пуговице джинс, – пять сек! Сейчас вернусь! – крутилась я в поисках ширмы.

– Ты стесняешься тела? – удивленно уставилась на меня Лейла.

– Ну… нет. Я же плаваю! – в купальнике с рукавами и плавками шортами, – хожу в бассейн. А потом… ну я иду в общий душ… – в самую отдаленную кабинку, где есть шторка.

– Тело женщины создано для красоты, для любования. Мужем, не всеми подряд. Но ты первая, кто должен полюбъ-йить его просто, как ребенка. Он просто есть, он часть тебя, он – это ты. – нравоучала Лейла, раскручивая меня. – Ты особенная. Ты очень красивая. Все женщины красивые.

– Я люблю себя… только кудряшки вот… – встряхнула я гривой ниже лопаток, – были бы прямые.

Лейла отмахнулась от меня, как от непутевой двоечницы:

– В тебе огонь! В твоих волосах плам-йа! Поэтому ты будешь держать свечи. Гости не смогут отвести взгляды!

– Лейла, – отвернувшись от нее, я стянула джинсы, натягивая алладинки. – Ты умная. Ты уверена, что мы все делаем правильно?

– Коста уверен. Он верит в тебя и без конца повторяет, что Диану можешь спасти только ты. Что он знает правду про тебя. Что ты какой-то огромный секрет!

– Правду, – нырнула я в топ за три тысячи доляров, – нет никакой правды, Лейла. Он ошибся.

– Поговори с ним. Если нет правды, у нас есть проблемы. Вот, красив! Очень красив! – чеканила она по-русски.

Я подошла к зеркалу. Фасон костюма безумно меня украшал. Бедра стали заметней, талия уже, грудь шире и выше. Я была похожа на ирландскую Жасмин из сказки про Алладина. С веснушками и пигментацией, с рыжими кудрями и глазами цвета воды.

– Браслет нужно снять, у тебя будут другие, – кивнула она на голубой глазик.

– Нет, – наотрез отказалась я, – других не будет.

Как ни старались Марк и Костя заглянуть в комнату с репетицией, Лейла им не позволила, прогоняя бросанием слов, чуть позже подушек, а потом и тапочек. Как самое ответственное «дерево» на детсадовской сцене, обмотанное картонными листьями, я играла свою роль, где нужно стоять. Вместо веток из картона, сжимала два канделябра. Лейла воткнула в каждый по четыре свечи, но не поджигала их. Конструкция оказалась тяжелой, но хоть с удобными ручками.

Лейла учила меня небольшим покачиваниям, движениям плеч, головы и шеи. И, конечно, глаз. Я должна была заставить четыреста гостей смотреть на меня, а не на невесту. В коем-то веке выпал шанс обойти на повороте Диану Цветкову. На сцене буду я. От меня зависит ее свобода!

Да и не только её.

– Как прошло? – спросил Костя, когда я вышла к нему на крыльцо переодевшись из танцевального обратно в штатское.

– Научилась стоять и держать подсвечники. Экспресс курсом.

– Рад слышать.

– Костя, – села я на ступеньку лестницы возле него, – давай обсудим «правду». Что ты наплёл Марку и Лейле про меня?

– Что им разрешено знать.

– Но ее не существует. Я ни волшебница, ни олигарша, я даже причесаться не могу, как мне нравится. Не то, что гарем спасти.

– Ты можешь.

– Нам нужно это прояснить, – развернула я его к себе за плечи, – говори, что ты типа знаешь?

– Нас услышат. Мало ли кто что услышит.

– Ладно! – подорвалась я и потащила его в сухую траву, укутывающую дом.

Мы забурились на сотню метров, распугивая гнездящихся здесь птиц, и прячущихся кроликов. Я примяла вокруг траву и встала ровно напротив. Еще и руку его схватила вроде как чтобы успокоить, но и чувствовать пульс.

– Говори! Здесь только кроты услышат нас и луна.

– После академии ты уехала в Китай. И пробыла там три года.

– Я работала в парфюмерной компании, с косметикой. Создавала бренд для вазелина. Это правда, – подтвердила я.

– Как прикрытие, но ты не работала. Ты училась.

– На кого?

– У кого. Ты училась у мастера. Учила древний бой, – он перешел на шепот, – бой акилари.

– Чего?

– Это древний вид сражений, где есть ступень, на которой учат способу убийства через прикосновения. Ты касаешься трех точек на теле соперника и парализуешь его, или он слепнет, глохнет, теряет ориентацию в пространстве. Прикоснувшись к четырем – соперник умрет. Акилари забыто. Его перестали изучать, когда появилось огнестрельное оружие. Казалось, разве нужен более продвинутый способ убийства, чем пули? Но старые мастера передавали навык из рода в род. Только некоторые могут закончить ступень, – горели его глаза, – не все могут выучить акилари. Промажешь по какой-то точке, и соперник не упадет, а нападет в ответ. И попадать нужно сразу в три. С одинаковой силой и давлением. Эти приемы отрабатываются на падающих листьях, на семенах, взлетающих с одуванчика, на шёлковых платках, вьющихся с канатных тросов. Прикосновение одинаковы сильные, нежные, стальные и аккуратные. Сдать такой тест особенно люди, пришедшие с Запада под силу единицам. Говорят, всего одна женщина с Запада сдала тест, Ева. Всего одна. Никто не ложен знать, кто она. Того, кто раскроет ее личность – убивают.

– Костя…

– Плева, Ева! Мне наплевать, что я знаю! Но я понимаю, почему ты притворяешься изо всех сил. Ты не хочешь, чтобы ликвидировали Лину, Марка, Диану или меня. Для этого весь твой маскарад и он, правда, гениален. Обычная девушка… на волейбольной площадке, умеющая собрать все мячи с территории, швыряя их спиной.

– Костя! Я не могу убить человека пальцем. И никто не может! Это невозможно! Ты где таких выдумок начитался?

– А обездвижить можешь?

– Пинком в пах! Что ты куришь в своих кальянах?! Нельзя убить человека пальцем!

– Я не курю.

– Отменяй!. Мы никуда не едем! Все, что я смогу исполнить прикосновениями – это держать завтра свечку для молодых!

– Ева, хоть раз в жизни не ври! – схватил он меня, и явно сильнее, чем планировал.

Ну