— Не подходите! — В глазах у нее стоялислезы. — Достаточно того, что вы мне наговорили. Я предательница. Это помоей вине погиб Дмитрий Труфилов. Я его подставила. Слышите? Я. А сейчаспосторонитесь, дайте мне уйти!

— Нет! — Никогда еще Дронго не чувствовал себятаким беззащитным. Лучшую мишень трудно было найти. Она направила пистолет прямоему в лицо.

— Убирайтесь! Иначе я выстрелю, — крикнула она.

— Вы не будете стрелять. Вы расскажете мне, как былодело. — Он говорил мягко, стараясь ее успокоить и в то же времялихорадочно размышляя.

Она признает свою вину, но не может скрыть отчаяние и слезы.Порывается уйти и готова применить оружие, если ее остановят.

— Дайте мне пройти, — взмолилась женщина. — Яне хочу вас убивать. Уйдите!

— Отдайте мне ваш пистолет, — сказал он, на всякийслучай не двигаясь с места.

Она мучается, хочет уйти. Признает свою вину и страдает.Почему она страдает, куда спешит с оружием в руках? Если наказать того, комувсе рассказала по простоте душевной, это глупо. Наказание заслуживает она сама.За излишнюю доверчивость. Доверчивость… Она кому-то доверила тайну. Доверила и…

— Мне нужно идти, — собрав нервы в кулак,выдохнула Галина. — Вам все равно меня не остановить.

— Вы доверили ему свою тайну, — вдруг сказалДронго, — а он вас предал.

Она опустила пистолет, отвернулась и заплакала. Может быть,впервые в жизни. Это были скупые, не женские слезы. Галя стыдилась их. Дронготоже испытывал стыд, сам того не желая, он причинил страдания этой сильной,волевой женщине. В то же время он предотвратил трагедию, которая моглапроизойти, не появись он здесь до приезда Романенко. Не вникнув в случившееся,сотрудники милиции могли попытаться ее арестовать, а она оказала бысопротивление. И тогда произошло бы непоправимое. Дронго обнял Галю за плечи,осторожно взял у нее пистолет.

— Успокойся, — он перешел на «ты». — Ты несовершила предательства. Не совершила. Слышишь?

Дронго понимал, что Галю повергло в шок вероломство того,кому она доверилась, а не павшее на нее подозрение. Сама мысль о том, чточеловек, которому она верила, предал ее, была невыносима.

— Ты рассказала ему про Труфилова? — спросил он,совершенно не зная, о ком идет речь.

— Да, — кивнула Галина.

— И про Ахметова?

— Он расспрашивал как бы между прочим, мне и в головуне могло прийти, чтó он преследует. Какая же я дура, господи!

В этот момент в дверь позвонили. Она вздрогнула.

— Спокойно, — сказал Дронго, — я им всеобъясню. Иди в спальню и не показывайся.

Романенко сразу понял, что Дронго хочет сказать ему нечтоважное, и попросил сотрудников подождать за дверью. Выслушав эксперта, он долгомолчал, как обычно, когда предстояло принять важное решение, затем спросил:

— Что будем делать?

— Надо все проверить. Найти того, кому Сиренко выдаласлужебную тайну. С ней должен поехать человек, которому она доверяет.

— Вы можете такого назвать?

— Не могу. Потому что не знаю, как поведет себя всложной ситуации тот или иной ваш сотрудник и кому доверяет Сиренко. Думаю, мненадо поехать с ней.

Всеволод Борисович снова замолчал. Операция предстоялаопасная, а Романенко очень не хотелось подставлять эксперта. Однако дело нетерпело отлагательств.

В этот момент в комнате появилась Галя. Лицо ее, совершеннобесстрастное, было похоже на маску.

— Извините меня, Всеволод Борисович, — твердосказала она, — это я во всем виновата. Вы должны отстранить меня от работыв вашей группе. Я готова нести ответственность за свой проступок.

— Девочка моя, — Романенко поправил очки. —Дело не в ответственности. И не в том, чтобы вас наказать. Гораздо важнееустановить, как произошла утечка информации и каким образом сведения об отъездеТруфилова стали известны убийце. И хватит твердить о вине и ответственности,Дронго мне все рассказал. Скорее следует вести речь о вашей доверчивости.

— Преступной доверчивости. — Она была к себебеспощадна.

— Сядьте и успокойтесь. Хотелось бы знать, кому именновы рассказали о Труфилове и при каких обстоятельствах.

С тяжелым вздохом она опустилась на стул и начала говорить.

— Теперь я понимаю, что все было подстроено. Три неделиназад я ездила к матери в Тулу, и моим попутчиком оказался… — оназапнулась, подбирая подходящее слово, — этот тип. Представился писателем.Показал книжку со своей фотографией. Рассказал о себе. Бил на жалость. Мол,рано овдовел и пришлось одному воспитывать двух маленьких дочек. Дажефотографии их показывал. Я и развесила уши, поверила. Хотя ни дочек не видела унего в доме, ни написанных им книг. Дочки вроде бы гостили в деревне, у егосестры, а книги и рукописи находились на другой квартире, где он обычноработал. В общем, сплошное вранье. Жил он в хорошей квартире, шикарно одевался,ездил на «Волге».

— У вас с ним роман? — спросил Дронго.

— Можно и так сказать. Я даже замуж за него собиралась.

— Как его имя, фамилия?

— Роман Хатылев. Он говорил, что его книги продаются повсей Москве. «Сила любви», «Меч и разум», «Палач для любимой»…

— Ладно, сейчас проверю, что он там за писатель, —сказал Дронго и набрал по мобильному номер Зиновия Михайловича, своегооператора.

— Добрый вечер, — поздоровался он как мог любезно,зная, что оператор терпеть не может поздних звонков.

— Между прочим, уже полночь, — недовольным тономответил Зиновий Михайлович, — я собираюсь ложиться.

— Прошу вас, проверьте, есть ли такой писатель РоманХатылев, и сообщите все имеющиеся о нем данные. По его словам, он автор книг«Сила любви», «Меч и разум», «Палач для любимой».

— Не так быстро, я записываю. Сейчас перезвоню. Тольконе беспокойте меня больше до утра, пожалуйста. Я хочу отдохнуть.

— Вы видели его паспорт? — обратился Дронго кГалине, убирая мобильный телефон.

— Конечно, хотела проверить, действительно ли онхолостой. Оказалось, что да. Только не вдовец, а разведенный. Правда, онобъяснил, что жена умерла сразу после развода. И я опять поверила. Он меня всерасспрашивал то об одном, то о другом, особенно делом Ахметова интересовался.Говорил, что это ему нужно для книги.

— И вы ему все рассказали?

— Не все. Только про Труфилова. Его отправят десятогоутром обычным рейсом Аэрофлота в Берлин. Сама не знаю, как у меня этовырвалось. А потом вечером, когда Роман ко мне пришел и опять стал спрашиватьпро Ахметова, чтобы он отвязался, сказала, что в десять вечера Ахметов будетдавать показания и на этом все кончится. Он аж подскочил, побледнел, вдругвспомнил про друга, которому нужно отвезти лекарства. В общем, стал сам несвой. Я тут же приревновала, потому что баба есть баба, если даже она генерал.Подумала, он мне изменяет, на свидание спешит.