Олигарх сделал паузу, словно оценивая собеседника и обдумывая, что еще можно доверить этому человеку.

— Короче, все мое, кроме подписи, — подсказал Дальский.

— Подпись всегда при мне — она электронная.

— Ну, тогда вам нечего бояться: при всем желании растранжирить мне ничего не удастся. И дорогих подарков больше никому делать не буду.

— Если вы о часах, то это мелочь. Кстати, я бы и сам их Вике подарил. Но теперь главное…

Потапов посмотрел на Германа Владимировича, стоящего возле дверей. Тот понимающе кивнул и собрался выйти, но Максим Михайлович остановил его:

— Подожди. Хочу, чтобы и ты был в курсе. — После чего продолжил, обращаясь к Алексею: — Как вы знаете, я женат. Но моя жена — понятие юридическое. Близкие отношения у нас прерваны почти пять лет назад. В последний раз я ее поцеловал полтора года назад, когда вручал подарок на день рождения — гарнитур с сапфирами. Содержания я ей никакого не выплачиваю: просто даю деньги на содержание дома — пятьсот тысяч евро в месяц. Даже не знаю: хватает ей этого или нет, но Светлана большего и не просит. У нее имеются свои счета, на которых миллионов пять или шесть, а также какое-то количество акций моего концерна в собственности, но так мало, что можно не принимать их в расчет, говоря о ее доходах. У Дениса депозит в моем банке. Правда, воспользоваться всей суммой он сможет лишь по достижении двадцати одного года, а пока снимает только доход — один процент в месяц. Жена подкидывает ему сколько-то, я даю иногда немного — десятку раз в два или три месяца. Денис считает себя великим гонщиком…

— А как на самом деле? — вклинился Дальский.

— Ну, как можно водить машину, когда тебе еще нет восемнадцати и машина не собственная. Один из моих автомобилей, «БМВ» шестой серии, он разбил недавно: зацепил рейсовый автобус, когда гнал к Москве. Просит в подарок ко дню рождения авто, и я обычно отвечаю, что подарю то, что он искалечил. Со мной спорить сын боится, но матери высказывает все. Я доходчиво объясняю?

Алексей кивнул и добавил:

— Вполне. Я понял, что не стоит сближаться ни с Денисом, ни с вашей женой.

— Вот именно. То есть вы поняли главное: вам придется какое-то время пожить в моем доме, спать в моей постели, подниматься в семь утра, затем бассейн, душ, завтрак, выезд в офис и возвращение в десять вечера.

— В вашей постели?

— Не в супружеской, разумеется. У нас с женой отдельные спальни. Даже на разных этажах.

— Простите, а ее личная жизнь?

— Она — не ваше дело. Светлана знает, что находится под контролем, и любовников у нее нет, если вы об этом. Но если кто-то появится, я скандалов закатывать не буду, есть другие способы убеждения. Так ведь, Герман?

Стоявший у дверей главный телохранитель молча кивнул.

— Я полагаюсь на ваши осторожность и разумность, — продолжил Потапов (последние слова прозвучали как предостережение), — а также на ваши артистические способности. Но без какой-либо самодеятельности! Мне сказали, что вы просмотрели немало видеозаписей, знаете в лицо не только близких мне людей, но и членов правления концерна, всех моих референтов и помощников, обслуживающий персонал дома, где будете жить. Поменьше общайтесь с теми, кто меня знает хорошо, и подмены никто не заметит. Хотя сходство между нами — удивительное. Трудно даже поверить, что подобное возможно. Если все пройдет хорошо, то можете рассчитывать на премиальные.

— Сколько времени мне придется замещать вас?

Потапов задумался на мгновение, потом бросил взгляд на Германа Владимировича и дернул плечом.

— Думаю, что к Новому году вы вновь станете самим собой. Только чуточку состоятельнее. — Олигарх едва заметно усмехнулся. — Если захотите, вернетесь в театр. Я, скорее всего, буду его спонсировать. Обещал это Вике Сосниной, а свои обещания я привык выполнять.

— Три месяца, — прикинул Дальский, который вообще-то рассчитывал быть двойником дольше.

— Три, — подтвердил Потапов, — это гарантированный срок. Возможно, он увеличится. Вероятно, мы будем использовать вас и потом. Либо постоянно, либо время от времени, по мере надобности. Но в любом случае все будет зависеть от вашего желания. А три месяца вы должны отработать. Я хоть отдохну немного за это время.

Насчет трех месяцев Потапов, конечно, загнул. Как и насчет отдыха. Алексей, хоть и не очень разбирался в привычках олигархов, все же понимал, что у публичных людей такого уровня, как Максим Михайлович, не бывает продолжительных отпусков, ведь даже один день отсутствия способен решить многое. Ни с того, ни с сего постороннему человеку не уступают свою постель. Поводов для того, чтобы удалиться от дел, у Потапова может быть несколько.

Во-первых, роман на стороне. Да, пожалуй, роман вполне вероятен: была же у него связь с Викторией Сосниной. И с другими женщинами наверняка. Но… Потапов, конечно, не афиширует свои любовные приключения, однако зачем менять из-за них весь уклад жизни? Нет, сомнительно, чтобы Максим Михайлович стал скрывать интрижку или даже серьезную привязанность от общественности. Все люди его круга не скрывают, зачем же ему? Скандалов с женой он не боится: Светлана Валерьевна зависит от него полностью, а любви и близости между супругами давно нет. Сыну тем более наплевать, что там у папаши в личной жизни. Во-вторых, такое решение может быть связано с бизнесом за рубежом — требуется постоянное присутствие олигарха где-то вдалеке от России, но так, чтобы не пронюхали конкуренты. Хотя это тоже вряд ли. В-третьих, политика. Опять весьма надуманно. Или Потапов почувствовал какую-то угрозу? Только тогда было бы лучше пересидеть опасное время дома, пока Герман Владимирович со своими подчиненными не разберутся, что происходит. А вдруг опасность угрожает непосредственно в доме, и Максим Михайлович почувствовал это?

Дальский размышлял, перебирал варианты и ничего не мог для себя определить. Как бы то ни было, но теперь и его собственная жизнь, его собственная безопасность зависят от воли и намерений людей, не знакомых ему, и в таком случае даже три месяца — срок весьма продолжительный. Есть, конечно, выход: переселившись в особняк олигарха, сказаться больным, окружить себя преданными людьми… Да только где они, эти преданные люди? Откуда ему знать, кому доверять можно, а кому нельзя? А кроме того, как его могут убить в своем доме? Не в своем, конечно, в чужом, но хорошо охраняемом… Видимо, угроза в чем-то ином. И скорее происходящее все-таки связано с политикой. Потапов, возможно, поставил не на ту партию, а скоро выборы…

Дальский лежал в большой кровати, в теплой комнате дома, находящегося за Полярным кругом, в незнакомом ему краю. Чувствовал себя посторонним в мире, ставшем вдруг ему близким и — оказавшемся страшным. Алексей подумал о Нине, о том, что и жена наверняка сейчас в постели. Спит, вероятно. Даже вспомнилось, как она засыпает обычно — отвернувшись от него. А ведь прежде клала голову ему на грудь. Вдруг Нина сейчас не одна? Рядом с ней другой мужчина: который говорит ей ласковые слова, гладит ее тело… Картина представилась так реально, что защемило сердце и перехватило дыхание. Не от обиды, не от ревности, а от того, что Алексей неожиданно понял — не повторится с ним больше то, что когда-то оставило его на этом свете: желание любить и быть любимым, жить для кого-то — для единственной женщины, близкой и желанной. Пусть ничего не сбылось, но ожидание любви порою делает человека более счастливым, чем сама любовь. А теперь и ожидать-то нечего, если впереди три месяца жизни в чужом обличье. Может, и трех месяцев не будет? И Нового года? И новой любви?