— Старый Святой Николай приготовил для тебя большой сюрприз, — сказал он, забрасывая приманку. — Но он в моём фургоне.

— Я думала, у тебя есть сани с оленями.

— О, да, да… но я вожу Санта-Фургон, когда приезжаю в торговый центр, — Харви почувствовал, как его сердце бешено забилось в груди. — Итак… этот сюрприз… Хочешь его увидеть?

— Большой сюрприз? — спросила Тина.

Бородатая улыбка Харви стала шире.

— Да… самый большой.

Тина протянула свою крошечную руку.

— Хорошо.

Харви взял её и подвёл к животу зверя. Он вытащил брелок из штанов Санты и открыл электрическую дверь со стороны водителя. Она распахнулась на своих гусеницах, открывая тёмное внутреннее пространство.

— Внутри ночь, — заметила Тина.

— Да, но тепло и уютно.

Харви отключил внутреннее освещение по определённой причине. Тина встала на краю и заглянула внутрь.

— И сидений нет.

Харви начал терять терпение.

— Ты хочешь увидеть сюрприз Санты или нет?

Тина кивнула.

— Конечно.

Вместе они забрались внутрь. Харви нажал на брелок. Дверь медленно закрылась. Когда она закрывалась, это было похоже на закрытие тюремной камеры, только обманчиво.

В задней части фургона была кромешная тьма. За передними сиденьями была натянута тёмная занавеска, а ещё одна — на заднее окно. На мгновение было слышно только их дыхание. Её было маленькое и тревожное; его было быстрым и близким к гипервентиляции.

— Ты готова к сюрпризу? — мягко спросил он.

Тина ничего не ответила. Она только хихикнула.

— Что смешного, Тина?

Ещё больше хихиканья… тихого и мелодичного… в темноте.

— Санта?

— Да?

— Ты непослушный или хороший?

Усы Санты щекотали его нос и щёки, когда он ухмылялся.

— О, я хороший. Очень-очень хороший. А ты?

Тина долго молчала. Затем она ответила.

— Я непослушная, Санта. О-о-очень непослушная.

Харви самому захотелось захихикать.

«Это делает всё намного проще», — оправдывал он это в своём уме, как он и всегда делал.

Он потянулся к ней… и почувствовал, как тонкая полоска боли прошла по его ладони.

— Что за хрень? — прохрипел он, откидываясь назад.

Хихиканье в фургоне стало громким… высоким… нестабильным.

Он почувствовал, как что-то разрезало его левое ухо и направилось к переносице. По пути оно проткнуло ему глаз, наполнив его череп взрывом агонии.

— О Боже! — взмолился он. — О Боже!

Но Бог не слушал молитв таких людей, как он.

Он пытался нащупать брелок, который положил на пол фургона, но не смог найти его в темноте. Он бил и бил черноту, надеясь ударить ребёнка, но она только смеялась и уворачивалась от его ударов. Что-то ужасно острое вонзилось ему в живот, на секунду задержалось, а затем продолжило движение сквозь ткань, кожу и мускулы. Он почувствовал, как быстро отлетел в сторону с такой силой, на которую, как он никогда не думал, может быть способен пятилетний ребёнок. Внезапно бóльшая часть его кишок выкатилась вперёд и тяжело вывалилась на пол фургона.

Харви открыл рот, чтобы закричать, но вещь в её руке снова сотворила свою невидимую магию, аккуратно перерезав ему гортань пополам. Его предполагаемый крик о помощи оказался не чем иным, как кровавым булькающим хрипом.

А Тина хихикала… и хихикала… и хихикала.

Том и Кэрол сидели в машине и медленно ехали от одного ряда парковки к другому, когда увидели что-то в лучах фар.

— Разве это не бантик для волос Тины? — в голосе Кэрол была отчасти надежда, отчасти страх.

Он лежал в свете фар, как малиновая бабочка, упавшая в полёте.

Они остановились и вышли, оставив машину работать на холостом ходу. Когда Кэрол дрожащими руками потянулась за бантом дочери, её внимание привлёк шум. Она оглянулась и увидела чёрный фургон, припаркованный в нескольких метрах от неё, отдельно от других автомобилей.

Дверь с электроприводом распахнулась, и Тина выпрыгнула, полная энергии и радости.

Её белая куртка была кроваво-красного цвета. Или, скорее, красная от крови.

— Смотри, мама! — Тина размазывала мокрую красноту вокруг и вокруг одной маленькой рукой. — Я Санта-Клаус!

В другой руке она сжимала нож для стейка, с которого капала кровь и кусочки мяса Харви.

Кэрол начала плакать. Она опустилась на колени и широко раскинула руки.

— Подойди сюда, детка. Иди к мамочке.

Ошеломлённый, Том подошёл к открытой дверце фургона и заглянул внутрь. Свет ближайшего уличного фонаря освещал всё, что ему нужно было — или хотелось — увидеть.

— Посади её в машину, — сказал он жене.

Кэрол крепко держала дочь, глядя на мужа через забрызганное кровью плечо ребёнка.

— Что она…

— Посади её в чёртову машину! — он чуть не закричал.

Пять минут спустя они уже были в трёх милях от торгового центра и мчались по съезду к межштатной автомагистрали. Том и Кэрол сидели впереди, глядя прямо перед собой, а Тина сидела в своём автокресле сзади, хихикая и разговаривая сама с собой.

Кэрол продолжала плакать. Тина Мари… её дорогая, маленькая девочка. Врачи сказали, что её состояние было неизлечимым… что её деформированный мозг — треть размера мозга нормального ребёнка — сделает её не более чем безразличным овощем. Однако они ошибались. Она выросла живым, весёлым ребёнком… но ей не хватало жизненно важных вещей. Таких вещей, как доброта, сострадание и сдержанность.

Врачи утверждали, что она не доживёт до своего второго дня рождения. Были времена, когда Том и Кэрол искренне желали, чтобы они были правы.

— Почему она делает эти вещи? — всхлипнула Кэрол, закрывая лицо руками.

Это был вопрос, который она задавала снова и снова.

У Тома не было для неё ответа. Он крепко сжал руль и каждые несколько секунд поглядывал в зеркало заднего вида в поисках мигающих синих огней, но их не было.

— Нам снова придётся переезжать? — спросила его жена. — Изменить наши имена?

Она подумала о других: горничной в Сан-Диего, няне-подростке в Денвере, бездомном в парке Цинциннати.

— Поедем домой и встретим счастливо Рождество, — предложил Том. Он задавался вопросом, как они смогут пройти через это ещё раз? — А потом решим.

Кэрол продолжала горько плакать. Окровавленный нож для стейка, который они спрятали в кладовой вместе со всеми другими ножами в доме, лежал на коврике у её ног.

— Папочка?

Мышцы его челюстей напряглись, и на мгновение он подумал, что нажмёт на педаль газа и врежется лбом в бетонную опору эстакады впереди. Покончит с этим раз и навсегда… для них троих.

— Да, тыковка?

— Папа… спой песню! — сказала Тина. — Пожалуйста, спой для меня ещё раз.

Том не хотел. Бог знал, что он больше никогда не хотел слышать эту чёртову песню.

Но он всё равно это сделал… хотя бы для неё.