Я зарылась лицом в его футболку, в грудь. От него пахло жарким красным пламенем, воздухом после грозы, чистым и свежим, и под всем этим — аромат леденца. Сладкой ватой пахло, сахаристой, мягкой, которая вот сейчас на языке растает. Я давно выяснила, что золотой тигр пахнет сладко, и под запахом сладкой ваты слышалась иная сладость. Клевер, белый клевер в летний день — так пахло от синего тигра. Синрик, оставшийся дома, пахнет как целый сад в середине лета, и синие тигры пахнут чем-то зеленым и цветущим. Все четыре моих тигрицы смотрели на меня, приоткрыв пасть, впивая запах его кожи, вдыхая так глубоко, как только могли. Они замурлыкали хором низкими голосами, рокотом сотрясшими все мое тело, будто кости стали камертоном, задающим начало низкой басовой песне. От резонанса подкосились ноги, Этан подхватил меня, и наши тела сблизились, поглотив последний дюйм просвета между ними. Он был уже готов и рвался в дело, от ощущения я тихо застонала.

— Да, я тебя хочу.

И взмыл во мне волной ardeur, а тогда я поняла одну вещь, которой не понимала раньше. У меня была та же сила, которой обладал и прежний мастер тигров, но ardeur превратил эту силу в нечто иное, более теплое, доброе, живое. И эта живость поднялась из меня приливом и залила его, и он вскрикнул без слов, закрывая глаза и выгибая спину, и руки сжались вокруг меня крепче — просто чтобы не упасть.

— Какая мощь! — прошептал он.

Я еще успела задать себе вопрос, то ли это просто утоляется ardeur, то ли я случайно привяжу к себе метафизически этого тигра. Мне сейчас не нужен новый мужчина — на постоянной основе так уж точно. И Этан ничего плохого не сделал, чтобы его навеки к себе привязывать, тем более случайно. Отбирать его свободную волю я не хочу. Не хочу тащить его в капкан. Или себя.

Мне удалось забраться на водительское место в собственном разуме. Этан на меня уставился:

— Что не так? Сила спадает.

— Что-то не так в этой кормежке ardeur'a, Этан. Что-то по-другому.

— Что же?

— Есть шанс, что это не только ardeur. Что я привяжу тебя как тигра своего зова.

— Как Алекса? — спросил он.

Я кивнула, глядя внимательно ему в лицо. Он был красив по-мужски: широкие скулы, но черты лица тонкие. И ямочка на подбородке.

— У Алекса есть своя жизнь, есть любимое дело. Ты ему ничем не повредила.

— Я не всегда знаю, насколько глубокой получится привязка, Этан. Ты это понимаешь? Я не могу предсказать, как обернется дело.

Он заморгал, пытаясь прочистить мозги от витающих в воздухе феромонов. Проглотив слюну, он спросил:

— Ты мне даешь возможность дать задний ход?

— Да.

— Что может случиться со мной самое худшее?

— Можешь стать невестой — как невесты Дракулы. Лишиться собственной воли. — Я ослабила объятия, попыталась дать ему некоторую физическую свободу подумать. Руки Этана у меня за спиной сжались сильнее. — Такого ты для себя не хочешь.

— Красный клан скрещивается с другими кланами. Если ребенок похож на представителей другого клана, туда его и посылают на воспитание, иначе он остается с нами. Но если ребенок ни на какой клан не похож, то остается с матерью — не потому, что она этого хочет, а потому что клан отца не хочет его взять.

Продолжая обнимать его одной рукой за пояс, я другой погладила его по волосам, по белым и серым, по темно-красной пряди, чуть за нее дернув. И я улыбнулась ему, а он мне в ответ.

— Ты красив, и не верь, если кто говорит иначе.

Он улыбнулся шире:

— Самки клана не хотят быть со мной, чтобы не породить нечистокровное дитя. Я себе даже вазэктомию делал три года назад, и от меня никто не забеременеет. Надеялся, что после этого тигрицы клана не будут считать меня опасным, но они все равно видят во мне нечто скверное — будто мое прикосновение сделает их менее чистокровными.

— Мне жаль, что они такие дуры, Этан.

Он улыбнулся — несколько грустно:

— Мне тоже.

Наш Домино — тигр наполовину черный, наполовину белый. Он служил охранником в белом клане, но был так же одинок, как Этан, но там хотя бы белый клан нашел его в семейном приюте и усыновил. О его рождении они не договаривались и обращались с ним плохо. А здесь даже хуже в чем-то.

Я улыбнулась:

— Поскольку я ни от кого беременеть не собираюсь, для меня это плюс. Ликантропия защищает тебя от всех других болезней, и так как я тоже на таблетках, о большей безопасности и мечтать трудно.

— Защищает нас, — поправил он меня.

— Что?

— Ты же оборотень-универсал? Ты только не перекидываешься, так что ликантропия защищает тебя от любой другой болезни, кроме ликантропии.

Я нахмурилась, потому что никогда еще в таких терминах об этом не думала.

— Не знаю. Поскольку у меня ликантропии несколько штаммов, не уверена на сто процентов, что не могу заразиться другой болезнью.

Он кивнул:

— Верно, так что тебе приходится думать о защите.

— Если я с людьми, — ответила я.

— А ты вообще бываешь с людьми?

— Нет. Но уверена, что тебе с человеческими женщинами отлично.

Он улыбнулся, почти застенчиво.

— Я пытался встречаться с ними. Но я не могу им сказать, кто я, а вечно это скрывать невозможно.

— Да, — согласилась я. — Невозможно.

— Это как отрицать собственную суть. Чуть ли не более одиноко получается, чем вообще никого в объятиях не держать.

Я кивнула:

— Был у меня бойфренд, жених, который мечтал поселиться со мной за белым штакетником. А это совсем не в моем стиле.

Он широко улыбнулся:

— Я чувствую, что ты меня хочешь. — Этан нагнулся надо мной, обнюхивая щеку. — И ощущаю запах красного, и белого, и синего, и еще… и еще что-то, в первый раз чую. Сладко пахнет, и… отчего мне золото мерещится? Золотой тигр.

— Потому что в тебе есть капля золотой крови.

— Этого не может быть.

— Я чувствую запах на твоей коже.

Он втянул в себя воздух:

— Боже, какой от тебя родной запах.

— Мне говорили, что золотые тигры не ищут родного дома.

Он покачал головой:

— Значит, они его уже нашли, потому что каждый ищет в других родной дом или родную душу.

Он шептал это, повернувшись ко мне, губами касаясь щеки, почти в поцелуе, но не совсем. И дыхание его грело кожу.

Пульс бился у меня в горле, тело покалывало от его близости.

— Ты понимаешь, что с тобой может случиться?

Я пыталась говорить рассудительным голосом, но получался хриплый шепот.