Рассчитано точно. Вроде и не подкуп, и не угроза, и не шантаж. А выбора нет. Ей что, больше всех надо? Все вокруг так хотят выпустить убийцу на свободу, совсем не боятся, что он еще кого-нибудь задушит. А она должна в одиночку бороться со злом?

Не надо себя обманывать. От нее уже ничего не зависит. Вариант «номер раз» для Черкасского ничем не отличается от второго. Он все равно выйдет на свободу. С такими деньгами и связями могли бы и не напрягаться. Судья будет на его стороне. А показания Кати из дела исключат, так как она имела личную заинтересованность и причины для оговора. Сотрудник возводит поклеп на своего работодателя! Живет у него в квартире и возводит поклеп. Нет, при таком раскладе она сама бы себе не поверила.

Зато газетным статьям у нас принято верить. Это не статья, это ужас и позор. В страшном сне Кате бы такое не приснилось. Впрочем, как раз в нем-то ей и приснилось недавно нечто подобное.

– Давайте свой вариант номер два! – потребовала Катя таким тоном, словно она премьер-министр и ждет бумагу на подпись.

– Отличненько! – Следователь поспешно полез в свой потрепанный портфельчик, угодливо подсунул Кате заранее приготовленные бумажки, подсказал: – Вот здесь, внизу: «С моих слов записано верно».

Из обличителя он вдруг превратился в обслугу. Еще бы, теперь ему на новый кожаный кейс перепадет!

Катя поставила свою подпись, оттолкнула от себя все эти бумажки, словно они дурно пахли. Встала и ушла из ресторана, не оглядываясь.

* * *

Маме она сказала, что заболела. Знобит, глаза слезятся, голова раскалывается.

– Я так и знала, – всплеснула руками мать. – Простудилась ты в этом своем санатории, Чижик. Наверное, ходила с коротким рукавом или выпила что-нибудь холодное.

Позвонила Надежда: тетя Маша сказала, что Катя заболела. Надя уложила сына спать и забежала проведать подругу.

– Твой-то не возражает, что ты ушла так поздно? – беспокоилась Катина мама.

– Да мой храпит давно, напившись пива, – отмахнулась Надя.

– Что ж они без бутылки-то не могут...

Катя лежала, отвернувшись к стене, и рассказывала подруге о своей болезни. Кате она казалась неизлечимой. Надя думала иначе.

– Скоты! – Она в выражениях не церемонилась. – В хлеву их надо держать, если не в тюрьме, чтобы изолировать от приличных людей. Неужели бабушка-дворянка не объяснила внуку, что обманывать – нехорошо? Что загонять людей в угол – подло? Что потакать преступникам и унижать тебя – гадко? Видимо, не объяснила. Некогда ей было, с Пастернаком заболталась!

– Надь, ну при чем тут бабушка? – вздохнула Катя. – Я сама во все виновата. Глупо было думать, что мне вдруг так повезло.

– Это им повезло! Они не заслуживают тебя, Кать. Вот Светик им подходит, она все время врет и думает только о себе.

– И Светик здесь ни при чем. А я... Я словно в дерьме вывалялась. Мерзко!

У Кати длинных фраз не получалось. Слезы душили. Но и не катились. Почти.

– Я не знаю, что теперь. Как дальше... Ведь верить нельзя. Совсем! Но тогда человек человеку не волк даже, а стена. Равнодушная. И не пробьешь. Никто никому не нужен. Все друг друга используют, а потом выкидывают, как мусор. Помойка вокруг, Надь...

– Ну, ты это... Не того. – У Надежды тоже защипало в глазах и с речью вдруг возникли проблемы. Выручили педагогические навыки: – «Но есть и божий суд, наперсники разврата! Есть грозный суд: он ждет, он не доступен звону злата...» Лермонтов. Ему можно верить. И мне. Так что, Чижик, не раскисай. А скотам всяким больше не верь. Надо им хвосты накрутить. Что они о себе думают? И вообще, давай искать положительные моменты. Когда бы ты еще в Милане побывала? Да еще с таким мужиком! Будет что вспомнить в старости. А тебя, между прочим, на помойку никто не выкидывал. И работу, и квартиру никто не отнимал.

Катя не хотела вспоминать ту работу и ту квартиру. Противно думать, что все вокруг знали, что она – та самая, которая посадила одного из их боссов. И Валерия знала. И вся ее благожелательность была показной. Представить страшно, что Катя ночевала в квартире убийцы. У зла мощная энергетика. Ничего удивительного, что он ей приснился.

Но Надежда не унималась:

– Ты, Кать, наверное, собралась закрыться здесь или спрятаться в своем архиве и раны зализывать? Ну и зря! У тебя хорошая работа в преуспевающей фирме, и ты ее делаешь хорошо. Да и мне французский парфюм нужен, не забывай...

– Ты что, Надь?! Теперь понятно, как эти адвокаты дела выигрывают. Путем обмана, подкупа и шантажа.

– Такова «се ля ви». Кать, хватит сопли на кулак наматывать! Вот пойдем и поработаем завтра в «Горчаков и партнеры». Квартира этого типа нам ни к чему. Это на взятку похоже. А вот фирма его нам пригодится. Доходное местечко!

– Надь, я не могу! Я больше не хочу их видеть. Никогда!

– А отца своего трезвым видеть хочешь? И вообще живым? У него тут в воскресенье печень опять прихватило. «Скорую» вызывали. Мама твоя его убедила в клинику лечь. Знаешь, сколько надо докторам дать, сколько за лекарства? А сколько тетя Маша заказов набрала на шитье?

Кате захотелось зажать уши.

– Это похоже на шантаж! – с отчаянием воскликнула она.

– Это похоже на реальную жизнь, в которой мало кто делает то, что хочет, – возразила Надежда. – Дети не желают готовить уроки, а готовят. Я не хочу стирать мужу носки, а стираю. Ты не хочешь работать у Горчакова, а придется. Во всяком случае, пока какой-нибудь миллионер не оставит тебе наследства. Но такое не похоже на реальную жизнь.

* * *

Светик вся светилась. Изнутри и снаружи. Сегодня ей сделали новый make up – «северное сияние». Прозрачно-розоватые тени, розовый блеск для губ переливается, как лед на солнце. Самое то для загорелой блондинки в розовом кружевном белье на шелковых простынях цвета стали. Конечно, блондинка сияла улыбкой. И отражалась в зеркальном потолке спальни.

– Господи, как же я соскучилась, Алекс! Мы с тобой целую неделю, считай, и не виделись толком. Это было мучение. Я не могла спокойно спать. Я хочу ночевать здесь, у тебя. Нет, не так. Здесь, с тобой...

Алексей Горчаков в джинсах и расстегнутой рубашке стоял у окна, вглядываясь то в янтарное содержимое своего стакана, то в темноту за окном. С видом на Патриаршие, между прочим. Они с Олегом были соседями.

– Хотя тебе, естественно, было намного тяжелее, чем мне! – посочувствовала Светик. – Я до сих пор в шоке от вашего плана. Лучше бы меня послушали, выставили бы эту рыбу вареную сумасшедшей старой девой с провалами в памяти. Так нет, вы из нее решили любовницу Алексея Горчакова Сделать! Не слишком ли много чести для такой простушки? Вот твоя бывшая – певичка эта, по радио ее теперь постоянно крутят... Это я еще могу понять. И не ревную. А подружка моя – удар по твоему имиджу, а значит, и моему.