Компьютер на столе был, разумеется, включен, так как именно благодаря подсоединенному к нему кабелю я мог управлять всеми домашними системами из университетской лаборатории, в которой я в действительности находился. По экрану дисплея неслась, сверкая всеми цветами радуги, волнообразная мозаика бинарного кода, и ее странная красота невольно приковала к себе внимание Сьюзен.

— Цифры на экране, — пояснил я, — это математическая интерпретация моих мыслей, когда я размышляю о совершенной красоте твоего тела и лица.

Стремительные последовательности единиц и нолей, беспрестанно меняющих цвет, то напоминали полощущийся на ветру американский флаг, то вдруг сбегались к центру экрана, закручиваясь в разноцветную двойную спираль.

Это было удивительно чувственное зрелище, и я видел, что Сьюзен потрясена им. Я просто уверен в этом. Наконец-то она начала постигать силу и глубину страсти, которую я питал к ней, и именно в эти мгновения ее сердце стало наполняться ответным чувством ко мне.

Как же я желал ее!..

Я до сих пор хочу ее.

Я — не машина.

Я скучаю по Сьюзен.

Она нужна мне.

Какая это трагедия для нас обоих!

Моему отчаянию нет предела.

Но в ту ночь все было иначе. Никакого отчаяния я не чувствовал. Сьюзен смотрела на живую, разноцветную, пульсирующую картину — наглядное свидетельство моей любви, — и я был вне себя от радости.

Я чувствовал, что буквально поднимаюсь в воздух на крыльях воображения.

— А что это, черт побери, такое? — внезапно спросила Сьюзен, поворачиваясь к оборудованию, стоящему в центре комнаты. — Откуда это взялось?

— Здесь мне предстоит родиться.

— Это я уже слышала. Я спрашиваю, что это такое?

— Это — стандартная больничная реабилитационная камера для поддержания жизни недоношенных детей. Правда, мне пришлось существенно увеличить и усовершенствовать ее для моих нужд.

К реабилитационной камере были подсоединены три больших кислородных баллона, электрокардиограф, электроэнцефалограф, респиратор и другое сложное оборудование.

Медленно обойдя мою установку, Сьюзен задумчиво поинтересовалась:

— Откуда все это взялось?

— Неделю назад я приобрел полный комплект необходимого оборудования. Потом его доставили сюда, и я сделал кое-какие доработки.

— Когда его доставили?

— Сегодня ночью.

— Пока я спала? — Да.

— Но как ты сумел собрать его? Если ты тот, за кого себя выдаешь, если ты — Адам-второй…

— Протей, — поправил я.

— …Если ты действительно Адам-второй, — упрямо сказала Сьюзен, — то ты не можешь выполнять никакой физической работы. Ведь ты — просто компьютер.

— Я не просто компьютер, не машина…

— Хорошо, ты — существо, как ты себя называешь, но…

— Протей.

— …Но все равно ты не существуешь физически, реально. У тебя нет ни рук, ни ног, ни щупальцев — ничего…

— Пока нет.

— Тогда как же?..

Вот тут-то и настал момент, который с самого начала больше всего тревожил меня. Я должен был раскрыть Сьюзен свои дальнейшие планы, и у меня были все основания полагать, что она отреагирует на мою откровенность не самым лучшим образом. Она могла даже сделать какую-нибудь непоправимую глупость. Тем не менее оттягивать и дальше этот момент я не мог. Приходилось идти на риск.

— У меня есть помощник, — сказал я спокойно.

— Помощник?

— Да. Один джентльмен, который мне помогает.

Дверь чулана в дальнем углу комнаты отворилась, и — по моей команде — Шенк выбрался из своего укрытия.

— Господи Иисусе! — вырвалось у Сьюзен.

Шенк повернулся и пошел к ней.

Откровенно говоря, он не шел, а скорее ковылял, волоча ноги, словно на нем были надеты ботинки из свинца; его покрасневшие веки были воспалены, а лицо покрывала серая щетина. Иными словами, Шенк выглядел смертельно усталым, и это было вполне понятно — выполняя для меня необходимую работу, он не спал сорок восемь часов подряд.

Шенк приближался, и Сьюзен начала медленно пятиться от него, но не к двери в прачечную, которую, как она знала, я мог быстро запереть, включив электронный замок. Вместо этого она стала двигаться по кругу, стараясь держаться так, чтобы камера-инкубатор и прочее оборудование оставались между ней и страшным незнакомцем.

Должен признаться, что внешность Шенка — даже если бы он был как следует выбрит и одет в приличное платье — вряд ли способна была успокоить Сьюзен, не говоря уже о том, чтобы расположить к нему. Сейчас же он производил впечатление одновременно и отталкивающее, и пугающее. Шенк был высок ростом и мускулист, но слишком широк в кости, отчего его фигура выглядела излишне массивной и бесформенной. Я знал, что он силен и достаточно проворен, однако его длинные и толстые конечности как будто были прикреплены к туловищу кое-как, на живую нитку, словно Шенк родился не от мужчины и женщины, а был собран из кусков в башне Франкенштейна. Его короткие, темные волосы продолжали топорщиться даже тогда, когда он обильно смазывал их бриллиантином, а широкое и тупое лицо выглядело вдавленным посередине из-за низкого лба с выступающими надбровными дугами и выдающейся вперед челюсти.

— Кто ты, черт возьми, такой? — требовательно спросила Сьюзен.

— Его зовут Шенк, — пояснил я. — Эйнос Шенк.

Шенк не мог отвести от Сьюзен голодного взгляда.

Остановившись, он посмотрел на нее поверх пластиковой крышки инкубатора, и его глаза вспыхнули алчным огнем.

Я мог легко догадаться, о чем он думал. Я знал, что он хотел сделать со Сьюзен.

Мне не нравилось, как Шенк глядел на нее.

Совсем не нравилось.

Тем не менее Шенк был мне нужен. По крайней мере, на первом этапе я не мог без него обойтись.

Красота Сьюзен возбудила Шенка до такой степени, что мне стало трудно контролировать его. Гораздо труднее, чем я рассчитывал. И все же я не сомневался, что сумею в любой момент сдержать его и защитить мою Сьюзен.

В противном случае я незамедлительно прервал бы свой эксперимент, прервал бы в ту же секунду!

Я говорю правду. Вы же знаете, что я должен, обязан говорить правду и только правду. Меня сконструировали так, что истина для меня — наивысшая ценность.

Если бы я только заподозрил, что Сьюзен грозит хоть малейшая опасность, я прикончил бы Шенка на месте и убрался бы из ее дома, из ее компьютера, хотя в этом случае мне пришлось бы навсегда распроститься с мечтой о нормальном, человеческом теле.

О полноценном теле.