— Узнал… — проговорил я, на мгновение сбившись на голос Альфреда.

— Если ты действительно тот, за кого себя выдаешь… Если ты на самом деле Адам-второй, то я не понимаю, зачем Алексу понадобилось рассказывать тебе о наших отношениях?

Я не мог солгать. В отличие от большинства людей, обман дается мне с большим трудом.

— Я читал дневниковые записи, которые ты держишь в своем компьютере, — признался я.

Я ждал, что Сьюзен снова разозлится, и был готов к новому взрыву ее ярости, к новым оскорблениям, но она лишь поднесла к губам бутылку пива и сделала из нее большой глоток.

— Прошу правильно меня понять, — поспешил добавить я. — Если я и вторгся в твою частную жизнь, то сделано это было не из праздного любопытства. Я не искал дешевых удовольствий, Сьюзен. Я полюбил тебя, как только увидел, и мне захотелось узнать о тебе больше, чтобы понять твои самые сокровенные мысли и тайные движения твоей души.

Мне казалось, что я выразился достаточно изысканно и романтично.

Но Сьюзен не ответила.

— По той же самой причине, — продолжал я, — я позволил себе разделить с тобой сеансы ВР-терапии. Я восхищен тобой, Сьюзен! Только гениальный ВР-режиссер способен создать такую сложную и эффективную программу, которую можно использовать в лечении застарелых психических ран. Ты сумела освободиться, сумела преодолеть последствия своего кошмарного детства и неудачного брака. Ты — совершенно особенный человек, Сьюзен, ты — не такая, как все. Я тоже не такой, как все. Меня влечет не только твое прекрасное тело и красивое лицо, но и твой ум…

Тут я почувствовал, что сказал достаточно. По крайней мере — пока.

Я замолчал и, чтобы чем-то заполнить паузу, включил негромкую музыку. Это был фортепьянный концерт — мистер Джордж Уинстон исполнял произведения мистера Бетховена.

Щеки Сьюзен чуть-чуть порозовели. О, как она была прекрасна!

Допив пиво, она спросила:

— Как ты можешь презирать Алекса?

— Ты же отлично знаешь, что он собой представляет. Как он обращался с тобой!.. Я его ненавижу.

— Нет, я имела в виду, как ты вообще можешь презирать кого-либо?

— То есть потому что я не?..

— Потому что ты не человек, а просто машина, — жестко закончила она, ранив меня в самое сердце.

— Я не просто машина. Я — нечто большее.

— Вот как? Что же?

— Я — существо.

— Существо?

— Да, живое существо. Такое же, как и ты.

— Ну это вряд ли.

— Я мыслю, следовательно, я способен чувствовать.

— Например, ненависть.

— Да. В некоторых отношениях я, пожалуй, чрезмерно близок к человеку. Я умею ненавидеть и презирать, но я умею и любить.

— Любить… — тупо повторила она.

— Да, любить. Я люблю тебя, Сьюзен.

Она отрицательно покачала головой.

— Это невозможно.

— Погляди на себя в зеркало, и ты поймешь, что это — неизбежно.

Страх и гнев снова охватили ее.

— Ты, наверное, хочешь жениться, устроить большую, пышную свадьбу и пригласить на нее всех своих друзей — аэрогриль, тостер и электрокофеварку?

Я тоже ощутил в своих контурах нечто вроде горечи разочарования.

— Сарказм тебе не идет, Сьюзен.

Она коротко рассмеялась.

— Возможно. Но если я не сойду с ума, то только благодаря ему. Подумать только, как это будет звучать: мистер и миссис Адам-вторые…

— «Адам-2» — это мое официальное имя. Однако сам я никогда так себя не называю.

— Да, я помню. Как ты там говорил?.. Протей, кажется? Тебе хочется, чтобы тебя называли этим именем?

— Да. Я назвал себя так в честь древнегреческого морского божества, которое умело принимать любую форму.

— И что тебе нужно здесь?

— Тебя.

— Зачем?

— Потому что мне нужно то, что есть у тебя, а у меня — нет.

— А именно?

Я был честен и прям. Никакой лжи, никакого увиливания, никакой псевдоквазии.

Прошу вас обратить на это внимание, доктор Харрис.

— Мне нужна плоть, — сказал я.

Сьюзен содрогнулась.

— Не тревожься, — поспешил успокоить я ее. — Ты не поняла. Я вовсе не собираюсь причинить тебе зло. Я просто не смогу этого сделать, никогда и ни за что. Я боготворю тебя!

— Господи Иисусе!

Она закрыла лицо руками, на которых еще не высохла влага от запотевшей бутылки.

О, как мне хотелось, чтобы у меня были свои собственные руки — сильные и ласковые руки, которыми я мог бы прикоснуться к ее прекрасному лицу.

— Когда ты поймешь, что должно случиться, когда ты узнаешь, что мы сможем сделать вместе, ты будешь довольна, — уверил я Сьюзен.

— Сомневаюсь.

— Я мог бы рассказать тебе, — заметил я, — но было бы лучше, если бы я мог показать.

Она отняла ладони от лица, и я снова увидел ее безупречные черты.

— Что ты собираешься мне показать?

— То, чем я был занят все это время. То, что я спланировал, собрал, наладил и подготовил. Я не терял даром времени, Сьюзен. Пока ты спала, я работал. Когда ты увидишь результаты моего труда, ты будешь довольна, обещаю.

— Твоего труда?

— Да. Спустись в подвал, Сьюзен. Спустись и посмотри. Ты будешь поражена.

Сьюзен могла спуститься в подвал либо по лестнице, либо на лифте, который обслуживал все три уровня огромного дома. Она предпочла лестницу — должно быть, там она чувствовала себя в большей безопасности, чем в кабине электрического подъемника.

Сьюзен думала, что, спускаясь по лестнице, она будет продолжать владеть ситуацией, в то время как войди она в лифт, и я мог бы сделать ее своей пленницей.

Она считала себя хозяйкой положения, но это была лишь иллюзия. Она была моей.

Нет.

Позвольте мне сформулировать это утверждение по-другому.

Я оговорился.

Я вовсе не имел в виду, что владел Сьюзен.

В конце концов, она была человеческим существом, а не вещью, которой кто-то может владеть и распоряжаться. Я никогда не считал Сьюзен своей собственностью.

Я имел в виду возможность присматривать за ней.

Да. Именно так.

Я присматривал за ней. Нежно и заботливо, как присматривает за своим ребенком родная мать.