— Мистер, — обратился я к ближайшему офицеру, — я российский дипломат, попал сюда по нелепой случайности. Проводите меня к начальству!

— Какая уж тут случайность, если мы против России идем? — ухмыльнулся англичанин.

Он подал знак солдату в красном мундире, тот замахнулся прикладом мушкета, и я вместе с другими бросился к кабестану. Мы навалились на рычаги, барабан заворочался, наматывая на бока якорный канат.

— Yo-heave-ho! Yo-heave-ho! — кричали офицеры.

После четвертого круга едкий пот катился по моему лицу, кровавые мозоли обжигали ладони. Я удивлялся тому, что у меня нашлись силы на эту работу. Несколько часов назад я валился с ног от усталости после поездки по Ярмуту.

— Что, мистер Дипломат, это тебе не жену на перине разминать! — крикнул мне в ухо случайный сосед.

— Да уж, кажется, я погорячился, вступив во флот! — отозвался я. — При первой же возможности исправлю ошибку!

— Забудь! Теперь твою жену без тебя разомнут!

Рядом захохотали, а я произнес:

— Да нет, приятель. Это твоей жене придется за двоих отдуваться!

— С какой это стати?! — набычился сосед.

— А с такой, что я-то не женат, — осклабился я.

Неудачливый шутник вращал глазищами, но не нашел что ответить.

Мы вытянули весь якорный канат, и офицеры приказали вернуться по местам. Судно пришло в движение.

Дневной свет, проникавший через решетку, позволял немного ориентироваться во времени суток. Наступил вечер. Больше нас не тревожили, и я ворочался на грязном полу в надежде хоть сколько-нибудь отдохнуть. После упражнения с кабестаном ныли мускулы и кровоточили ладони. Воспользовавшись темнотой, я отхлебнул из бутыли доктора Руиза. Жидкость уже не казалась мне горькой. Сделалось совестно, но делиться лекарством с соседями я не хотел.

Когда я разомкнул глаза, в трюме было намного светлее. Я повертел головой, ненавязчиво разглядывая соседей. Один перевернулся на бок лицом ко мне, но я не смог различить, открыты ли его глаза. Я тоже лег на бок, повернувшись к нему спиной. Передо мною оказался тот, что намедни получил банником по зубам. Он лежал на спине, верхнюю часть его тела скрадывала тень. Царил полумрак, и я видел, как лицо соседа странным образом морщится. Я подумал, что столь живая мимика вызвана волнительным сном, но вдруг мне показалось, что часть правой щеки оборванца отделилась и переметнулась куда-то за левое ухо. Пораженный зрелищем, я впился глазами в его лицо. Еще один кусок лица отпрянул в сторону, прошмыгнул к поясу и оказался… крысой!

— Черт побери! — сорвалось с моих уст.

Я вскочил на ноги, ударился головою о потолок, выругался еще раз. Но даже произведенный мною шум не распугал серых тварей. Крысы с деловитой сноровкой пожирали лицо соседа.

Я схватил банник и ударил им в голову несчастного. Грызуны разбежались, и я содрогнулся от ужаса. Лица у соседа не оказалось, крысы изгрызли его целиком.

Со всех сторон послышались возмущенные голоса:

— Проклятие! Мистер! Какого черта ты шумишь?! Мы могли еще поспать!

— Крысы! — объяснил я, задыхаясь. — Крысы! Они сожрали его лицо!

— Эка невидаль, — буркнул кто-то.

— Пусть лучше жрут трупы, чем корабельную провизию, — проворчал еще кто-то.

— Но он только что был жив! — крикнул я, будучи уверен, что именно грызуны и убили этого человека.

Со всех сторон послышались хохот и леденящие душу выкрики:

— Был жив, да помер!

— Цинга, мистер Дипломат!

— И тебя когда-нибудь сожрут крысы!

— На том твоя дипломатическая миссия и закончится!

— Зато сатана не узнает!

Я опустился на пол, уронил руки на колени и сидел, понурив голову. Судя по звукам, крысы вернулись к трапезе. Корабль жил обычной жизнью. В какой-то момент пришел офицер, выбрал меня и еще одного узника и велел убрать труп. Схватив умершего за ноги, мы вытащили его на верхнюю палубу.

— Yo-heave-ho! — крикнул напарник, и мы сбросили мертвеца за борт.

Беззубая застенчивая улыбка все время стояла у меня перед мысленным взором. Пока тело падало вниз, я прочитал короткую молитву и испросил прощения у покойного и у Господа за то, что ударил этого человека. Мелькнула малодушная мысль, что плошка с гороховой похлебкой хоть сколько-то послужит искуплению моей вины.

Я огляделся по сторонам в надежде увидеть какого-нибудь высокопоставленного офицера и вновь заявить о своем дипломатическом статусе, но вокруг суетились только матросы. Конвоиры погнали нас обратно на нижнюю палубу.

Я успел разглядеть, что попал на борт линейного корабля и плыли мы в составе громадной эскадры. Казалось, что в море, сколь бескрайним оно ни было, а свободного места не осталось: насколько хватало глаз — всюду линейные корабли, фрегаты, корветы, бомбардиры, брандеры и тендеры под британскими флагами. Как я узнал позднее, в эскадру входило пятьдесят три корабля, а весь английский флот составляли сто четыре судна. В груди похолодело от недобрых предчувствий. Я подозревал, что английские офицеры проводили урок артиллерийского дела отнюдь не ради того, чтобы скрасить наш досуг. Нам предстояло сражение. Морская битва с моими соотечественниками!

И для невольников с нижних палуб единственным шансом выжить была победа.

Во время следующей трапезы я уже не отказался от своей пайки. Мало того, нашел гороховую похлебку вполне сносной.

Потом мы вновь крутили кабестан. Корабль встал на якорь.

Привели новую партию узников. Их переправили на шлюпках с другого корабля. «Старожилы» радостно гоготали, осыпали новичков оскорблениями, норовили угостить затрещинами и пинками. Конвоиры не препятствовали издевательствам, молчаливо одобряя все, что способствовало подавлению воли пленников.

Я не выдержал и вступился за новеньких:

— Эй вы, канальи! А ну заткнитесь! Кто откроет свой поганый рот, отделаю так, что крысы хоронить не придут!

— Вот мистер Дипломат! — выдал кто-то благодушную реплику.

— И впрямь дипломат, — нехотя поддакнул еще кто-то.

Гвалт стих. Новички, оказавшиеся поблизости, поглядывали на меня с опаской и с одобрением. Их оказалось так много, что теперь улечься на полу можно было только прижавшись друг к другу. Теперь для выяснения отношений пушечный банник не требовался. А получить локтем в глаз или под ребро удавалось и без драки, достаточно было повернуться с боку на бок. Эта скученность произвела на меня, пожалуй, самое удручающее впечатление.

А потом случилось нечто и вовсе невероятное.

Явился офицер и солдаты, вооруженные мушкетами. Офицер объявил, что отныне у нас будет новый преподаватель артиллерийского дела.