– День добрый. Водитель Главы я. Как к Николаеву пройти?

Приставу было совершенно безразлично, к кому посетитель и кто он сам. Если у всех, кто сюда приходит, интересоваться целью прибытия, голова треснет на втором часу работы. Проблема в столе у входа. Если тебя за него посадили, то нужно хотя бы пару раз за смену показать вид, что посадили не зря. Миллер спросил и сразу понял, что спросил не у того. Вошедший трезв, сумок при нем подозрительных нет, выбрит и вообще похож на мужика, который снимался в «Умри, но не сейчас». Только на голову ниже.

– Второй этаж, – буркнул Марк и снова положил на колени «Нэйшнл Географик». Леопард на весь разворот приятно радовал взгляд.

Через двадцать секунд после того, как в холле снова стало тихо, Миллер поднял глаза. Потом отложил журнал в сторону, встал и поправил на поясе палку, наручники и баллон с газом. Это какого Главы он водитель?

Речь о мэре или о главе администрации Центрального района?

Скорее ни о том, ни о другом. У мэра за водителя Саня Докучаев. У Самсонова – Саня Крымцев. Два человека, очень хорошо знакомые Миллеру.

И водитель чего этот «Умри, но не сейчас», если из транспорта перед входом, на парковке, лишь сумка на колесах, которую припарковала для короткого передыха следующая из гастронома бабка?

Коротко скрипнув стулом по бетону, Марк оторвался от стола и быстрым шагом, почти бегом, двинулся наверх. На втором этаже, быстро осмотрев коридор, он задержался лишь на секунду. Проход был пуст, однако успеть вперед Миллера посетитель не мог. Миллер это знал. И он уже бегом стал взбираться по крутой лестнице, ведущей на этаж третий.

Увиденное его потрясло. Маленький наглый мужик подходил к двери судьи Струге такой уверенной поступью, словно знал наверняка – Николаев там. Скользнув взглядом по бумажному листку, прикрепленному к двери Струге, незнакомец уверенно взялся за ручку…

Окрикивать его Марк не стал. Если мужчина явился с недобрыми намерениями, этот крик его лишь подхлестнет. И тогда неизвестно, как он себя поведет. Оставаясь же в неведении относительно погони, некоторое время он будет делать все не так стремительно.

Но где этот мент у дверей?!

Вот он. Выходит из туалета и оказывается за спиной уже рвущегося к кабинету Струге Марку.

– Иди за мной! – кричит Миллер.

Кажется, Крыльницкий и сам понимает, что сглупил. Пять дней сидеть у кабинета, не отходя от него ни на шаг, а на шестой, потеряв его из вида на минуту, опоздать. Заслуженное возмездие любому телохранителю, который привыкает к тишине.

Вряд ли человек в куртке решился бы на подобный шаг, если бы знал, что в зале судебных заседаний судьи Струге на окнах установлены решетки. Антон Павлович велел их поставить после того, как один из осужденных вырвался из рук конвоира, пересек зал и прыгнул в окно. Эффектного трюка не получилось, выбитым оказалось только стекло. Сама же рама встретила этот голливудский бросок с откровенным сомнением. Ударившись об оконный переплет грудью, несостоявшийся Маугли был схвачен, и срок его впоследствии был несколько больше, чем у коллег по несчастью с равной степенью вины. Ох уж эта жажда свободы…

Через два дня решетки были установлены. А откуда человеку, похожему на Броснана, знать, что, помимо зала заседаний, у Струге есть еще и собственный, спаренный с залом кабинет? Коротышка пришел бы в суд на разведку сам, но разве поступит так умный человек, засветившийся на глазах Струге при не самых лучших обстоятельствах?

Вчера вечером он просто спросил у уборщицы, вынесшей из суда мусор:

– А где окна Антона Павловича? Я что-то совсем ничего не понимаю. Сказал – заменить рамы. Рамы-то я заменить могу, но на каком этаже-то?!

– Да вон они! На третьем, видишь? – и уборщица ткнула в два окна кабинета.

А зачем Антону Павловичу ставить решетки на собственном кабинете? Не было их там никогда.

И человек шел в суд, будучи твердо уверенным в том, что на крайний случай он может покинуть это здание через окно. «Ниссан» – он рядом, за углом.

Каково же было его удивление, когда он, войдя в зал, увидел у окна Струге, на окнах – решетки, а за спиной услышал топот обуви, которую никогда не спутаешь ни с какой другой. Так глупо барабанить по отшлифованному бетону могут лишь милицейские бахилы.

– Струге, черт бы тебя побрал! – негромко вскрикнул мужчина, выдергивая из-под куртки знакомую Антону «беретту». – Что за город? Что за люди?

Резко развернувшись к двери, он два раза нажал на спуск. Послышалось два почти бесшумных хлопка, и от двери зала отскочили две длинных щепы.

– Спросил же – где окна? – услышав еще что-то, он еще дважды прострелил дверь. – Вот они – говорит! Ну, сволочь! Самая настоящая!..

Не желая быть свидетелем того, что случится после того, как он договорит, Струге продемонстрировал гостю еще один фокус. Схватившись за край книжного шкафа, являющийся одновременно дверью в кабинет, он шагнул внутрь и щелкнул замком.

И тут же отскочил в сторону, потому что через вышибаемые пулями рейки двери внутрь кабинета полетели клочки уголовно-процессуальных документов. Пули рвали их, как фантики, и веером разбрасывали по полу кабинета. Статьи, статьи, статьи… Они засыпали весь пол.

В соседней комнате характерный щелчок и стук по паркету. Из рукоятки «беретты» вылетел пустой магазин.

Еще один щелчок, только на этот раз более глухой. Это затвор заслал в ствол патрон из нового магазина.

Дотянувшись до кнопки вызова службы приставов, Антон нажал ее и откатился к батарее. Он кувыркнулся стремительно, потому что теперь пули пробивали фанерную перегородку, разделяющую кабинет с залом, и прошивали кабинет насквозь без определенной последовательности.

Глаза Струге застлала пелена от известковой пыли и строительного песка. Эта сухая смесь сыпалась с потолка, отлетала веером от стен и падала ему на голову, брюки и белоснежную рубашу.

Внезапная тишина и еще один щелчок. По паркету зазвенел второй магазин. И снова клацание затвора. И снова бесшумные выстрелы, неожиданно пробивающие одну стену, и эти пули, крошащие стену другую…

Антон понял, что это не закончится никогда…

Но внезапно все стихло. В кабинете висела стена третья. Из бетонной пыли и сухой извести. Пахло пересушенным деревом и кислым перегаром сгоревшего пороха.

Подняв глаза, Струге посмотрел на стену-перегородку. Над его головой, среди двух десятков прочих, зияли два отверстия. Непонятно, зачем киллер стрелял в двуглавого орла на двухметровой высоте. Или он полагал, что Струге подпрыгнул и прилип к стене?

Это была досада – понял Антон. Досада от невозможности выполнить такую простую задачу – убить нужного человека. Приходилось выбирать. Либо убивать судью, а потом хватать грудью пули охраны, либо валить охрану, не оставляя надежды доделать дело до конца. И человек, так неожиданно ворвавшийся в зал Струге в тот момент, когда тот курил у окна, выбрал. Но надежда рухнула, как карточный домик. И тогда на глаза попался орел. Человеку очень хотелось, чтобы от него, как из подушки, полетели перья. Но он пластмассвый, и все, что от него отлетело, это кусок лапы. Нужный человек остался неуязвим.